Твоя жестокая любовь

– Так любопытно же. Ну давай сходим, Ник, – потянула старшую подругу за руку по направлению к старой конюшне – огромной, стоящей на пустыре у развалин дома. – И с тобой не страшно. Чего нам бояться?

– Нечего, ты права. Давай сходим, раз уж ты, малявка, не боишься, то мне и вовсе не стоит.

И мы пошли по короткой дороге, а затем свернули на тропинку, срезая путь. Я перепрыгивала через огромные булыжники, радуясь нашей странной дружбе – старшие девочки предпочитали не водиться с теми, кто даже на год младше, а мне вот повезло. Ника и конфеты мне приносила, и бутерброды. Куклу свою отдала, и кое‑что из одежды. С другими девочками она не общалась, только со мной, и это прекрасно.

Пусть она будет только моей подругой – самой лучшей. Такой, чтобы на всю жизнь!

– Пришли, – прошептала она, и выкрикнула: – Ау! Женщина в белом, выходи!

– Выходи на честный бой! – поддержала я, и…

… проснулась от звона будильника с застывшим криком, рвущимся из груди.

– Прости! Прости, прости, прости, – зашептала я, обхватив колени. – Боже, если бы я могла все исправить… прости!

Вечно этот проклятый сон – снится мне в укор, в напоминание об ужасной ошибке, которую я не в силах исправить, ведь в прошлое дверь закрыта. Пожалуй, Вероника будет преследовать меня до конца моих дней, и будет ждать там, за гранью.

Где я, наконец, смогу молить простить меня за тот день, ставший последним.

– Документы принесла? Трудовую, ИНН, СНИЛС, – этими словами встретила меня вездесущая Лариса.

Протянула ей полупрозрачную розовую папку, в которую с вечера сложила документы, благо, из салона не пришлось ничего забирать, так как я там и не числилась официально.

– Хорошо, жди.

И как только я присела на полюбившийся мне красный диван, лифт открылся, и из него вышел Влад – одетый, как обычно, не в деловой костюм, а в футболку и джинсы.

– Пришла все‑же. Я был уверен, что притворишься умирающей.

Была такая мысль.

– Будто у меня был выход, – проворчала.

– Пойдем, что сидишь?

– Лариса…

– Здесь пока я хозяин, а не Лариса, – рассмеялся он, и кивнул. – Идем.

– Да, хозяин, слушаюсь, – передразнила его тихо, надеясь, что Влад не услышит, но он, разумеется, всегда слышит то, что не нужно.

– Мне нравится. Так и называй меня – хозяином.

Надо же, он пытается шутить! Непривычно, и не сказать, что у него получается. Особенно после того, как он вломился в мой дом, и довел до белого каления.

– Влад, может, не стоит меня оформлять? Поработаю неофициально, зачем…

– Затем, – перебил он, и открыл передо мной дверь в свой кабинет. – Не надейся слиться, и… черт, Вера, что за дешевые тряпки на тебе? Ты про дресс‑код слышала?

– А ты? Где костюм, где галстук? – кивнула на «хозяина», выглядящего как угодно, но не как директор. Скорее, как спортсмен какой‑нибудь, или грабитель с большой дороги.

– Не тебе указывать, Вера.

– И не тебе. Одеваться я буду так, как хочу, – с вызовом произнесла я, глядя ему в глаза.

Вот только, кажется, не впечатлила я Влада своей наглостью. Он лишь хмыкнул, еще раз оглядел мою голубую майку, темные обтягивающие джинсы, и видавшие виды балетки, и подошел к своему излюбленному окну.

– Ты умеешь варить кофе?

– Я умею кипятить чайник, и опускать в кипяток растворимый кофе. Иногда пакетик с чаем. По настроению.

Может, Влад сжалится надо мной и над собой, и выгонит с работы? Я ведь не врала, я правда не знаю, как варить кофе – мама не позволяла его пить. Купила Нескафе я лишь когда маму в больницу забрали.

А секретарша, которая даже кофе делать не умеет, это не секретарша, а позорище. А еще… еще я не понимаю ничего!

– Весьма полезные навыки, – скривился он.

– Влад, ты так и не объяснил мне… почему я? Ты ведь терпеть меня не можешь, так зачем все это?

– Не придумывай.

– Нет, правда, – подошла к нему, минуя стол. Встала вплотную, изучая его бугристую от мышц спину. – Я знаю, что ты меня ненавидишь, ты ведь не скрываешь это, Влад. Я не понимаю это, но принимаю – твое право. Но чего я не понимаю, так это того, зачем мучить и себя, и меня!

– Я не ненавижу тебя, Вера, – Влад обернулся, задев меня плечом, и резко отдернул руку.

Как от гадюки. Как я бы сделала, дотронься нечаянно до паука.

Вспомнила все наши немногочисленные совместные моменты: как он протягивает ко мне руку, и застывает. Как подходит близко, и не дотрагивается. И не то, чтобы я хотела его прикосновений… или хотела?

– Ты даже притронуться ко мне не можешь! Это ли не ненависть? – голос заклекотал от противоестественной обиды. Я ведь не помойная кошка, чтобы так брезговать, чтобы блох не подцепить и лишай.

– А тебе так нужны мои прикосновения? Думал, тебе своего любовника хватает.

– Кирилл не мой любовник! И я не то имела в виду, Влад. Ты же брезгуешь мной, но зачем‑то заставляешь быть рядом. Я не понимаю, правда.

Обида разлилась во мне, по каждой клеточке тела, уничтожила самоконтроль, стерла в порошок все мои намерения держаться профессионально и приветливо. Как можно быть спокойной, когда не понимаешь, что от тебя нужно человеку, который, если захочет, сломает твою жизнь?

– Вера, а тебе не приходило в голову, что я просто хочу наладить наши отношения? Кажется, я уже говорил об этом. Да, семьей нам не стать, но добрыми друзьями – вполне. Ты сейчас придумываешь то, чего нет, приплетаешь какую‑то брезгливость, ненависть…

– Так прикоснись ко мне! Если не брезгуешь – прикоснись! – я словно с ума сошла. Почему‑то мне безумно важно, чтобы Влад доказал, что я ошиблась.

– Уймись! – нахмурился он. – Лучше работой займись, и выброси дурь из головы! Иди и свари мне кофе, тебе подскажут, как пользоваться кофемашиной.

Влад снова отвернулся… да что он там высматривает, в этом окне? А на меня что нашло? Я ведь спокойная обычно, неконфликтная, а сейчас сама нарываюсь, напрашиваюсь на грубость. Может, Влад и правда наладить все хочет? Он ведь решил помочь маме, пусть и говорит, что ему на нее плевать, но это ведь невозможно! Он до тринадцати лет жил с ней, и не мог так просто вычеркнуть ее из своей жизни. Любит, просто не хочет признаться себе в этом.