Услуги некроманта

…И они действительно зашли. Девушки оплатили еще два визита «кавалеров».

– Теперь нам нужно расстаться, – шептала Лена. – Скажем бабушке, что мы их послали. А то у нас деньги кончатся раньше, чем мы получим завещание.

Сестра посмотрела на нее с сомнением. Странным, не поддающимся истолкованию сомнением.

– Понимаете, – объясняла она мужчинам (если зомби и доктора Мерца можно было так назвать), – это была моя мечта. С детства. Чтобы у меня была такая бабушка. Чтобы она кормила меня, отбирала чипсы и сажала огурцы на даче. Чтобы она меня понимала и все, все прощала… Чтобы она знала о мире такое, чего не знаю я, и это знание делало бы ее доброй. Однажды, – заметив, что Ваня внимательно слушает, Аня увлеченно, почти зачарованно продолжала, – мне приснился сон, что я выхожу утром в сад, блестящий от росы… паутинки в радужных каплях… только что раскрывшиеся цветы… и я понимаю, что это мир, полный любви, который принадлежит ей и которым она делится со мной… Но наяву она была совсем не такая. Это она такая теперь… Может быть, это потому, что она была там, на том… на той стороне? Может быть, поэтому?

Доктор Мерц выразительно посмотрел на Ваню.

– Конечно! – заверил тот. – Там есть что‑то, что не передашь словами. Смерть… ну, она… делает человека добрее. Он узнает там, что нельзя быть злым. И начинает всех понимать.

– Возьмите, – всхлипнула Аня, протягивая ампулу с иглой. – Я… не буду… не могу ее убить. Ведь она… я мечтала о такой бабушке. Когда она заставляла меня учить уроки. Когда ставила в угол. Когда запрещала гулять, я думала – вот, ведь есть бабушки… ыыы… добрые. Хорошие, понимающие, спокойные. А она – она все понимает, все знает… она добрая, хоть и забывчивая иногда. Да.

Доктор Мерц молчал. Молчал так, словно что‑то вспомнил, что‑то далекое и ему совсем небезразличное. Ване даже показалось, что вот сейчас он протянет руку и коснется плеча клиентки, признав этим справедливость ее решения да и – что там – просто сочувствуя.

Но доктор Мерц этого не сделал.

– Что ж, – согласился он сухо. – Как хотите. Если передумаете – обращайтесь.

И сунул ампулу в карман куртки.

– Спасибо, – Аня сделала попытку поймать его руку, но в итоге только схватилась за рукав, – спасибо вам… вы… профессионал. Наверно, я выгляжу как дура, но… вы понимаете.

Она улыбнулась.

…Уже на улице Ваня сказал:

– Она все подписала. Она действительно не чает в них души.

– Я догадался, – ответил некромант. – Только теперь вряд ли им пригодится это завещание.

– В смысле?

– Бабке девяносто два, и, если ее не отправить обратно, она еще примерно столько же и просуществует. Вряд ли наши девушки сравняются с ней по продолжительности жизни. Экология нынче не… Ach du Scheiss! Я хотел сказать – экологическая обстановка не та, что раньше.

 

Глава 2. «Голубые» зомби

 

– Ансгар Фридрихович, а зомби бывают «голубыми»?

– Я полностью отдаю себе отчет в том, – отвечал из своего освещенного лампой угла доктор Мерц, – что жизнь у тебя была нелегкой, но с момента ее окончания прошло уже два года, и я был бы тебе весьма обязан, если бы ты хотя бы в разговорах со мной обходился без этого вашего идиотского цветового жаргона. Позволю себе все же напомнить, что мы не в детском саду на приеме у психолога, а на даче, где я хочу отдохнуть от вызывающих тошноту заблуждений человеческого стада, гордо называющего себя «цивилизацией».

– Тут тоже цивилизация, – буркнул Ваня. – И она нас считает геями. Они же не знают, что я зомби. Вот если я им скажу…

– Они, конечно же, сразу успокоятся и потеряют к нам всякий интерес, – прошептал доктор Мерц, откладывая брошюрку: «Чудо‑кабачок – правда или вымысел?».

– Нет, конечно, – неохотно признал Ваня. – По крайней мере, мне будет не обидно.

– Это следует понимать так, что в вашей деревне престижнее быть мертвецом, чем гомосексуалом?

– Да это во всех деревнях так…

– Хм.

– Я знал, что вы согласитесь! – просиял Ваня. – Я, в общем‑то, уже кое‑кому сказал, что вы некромант, – признался он.

Ответную речь доктора он не запомнил. Да и не понял половины. Только ему показалось, что Ансгар Фридрихович зря метал бисер перед ним, ни разу не студентом филологического факультета.

– Простите, шеф, – пробормотал он, когда доктор остановился перевести дыхание и даже выключил настольную лампу эпохи развитого социализма, освещавшую ему журнал. – Я не знал, что вы примете это близко к сердцу…

– Не знаю, заметил ли ты, – сказал доктор холодно, – что я приехал в деревню ОТДЫХАТЬ!

Доктору Мерцу было неудобно за этим столом. Ему было неудобно за всеми столами, потому что они не предусматривали позу, в которой ему было бы комфортно сидеть. В школе доктор был прогульщиком просто потому, что прямота школьных парт становилась для него орудием пыток. Не говоря уж об одноклассниках, подозрительно относившихся к людям с плечами разной высоты и разными глазами на не особенно симметричном лице. Впрочем, никто из одноклассников его не трогал, доверяя инстинктам, не желающим признавать в таком причудливом творении природы достойного конкурента.

Вот если бы правую ножку стола подпилить. Но тогда с него будет падать лампа и журнал.

– Ну, так вот как раз после этого отдыхать станет куда легче! – сказал Ваня почти жалобно. – А то ведь и побить могут. Тут никто не считает себя цивилизацией – по крайней мере, никто из тех, кого я знаю. Они верят в кикимор, домовых и неупокоенных солдат, оставшихся еще с войны и окликающих в лесу грибников.

– А зачем им окликать грибников? – живо заинтересовался доктор Мерц. С кабачками у него сегодня не складывалось.

– Я не знаю, – Ваня пожал плечами. – Это же ваши солдаты, немецкие. Может, шнапсу хотят.

Последний раз доктор Мерц был в Германии лет в пятнадцать, на похоронах отца. Едва ли он мог бы выступать в роли эксперта по особенностям менталитета своей родины.

– А они не поясняли, – продолжил лениво интересоваться он, – налить или выпить?

– Ну… – Ваня задумался. – Я бы с ними пить не стал. Во‑первых, они не знают по‑русски, во‑вторых, фашисты, а, в‑третьих, они все‑таки мертвые…

– Ты тоже не живой.

– Не‑е, – протянул Ваня, отмахнувшись, – к себе я уже привык, а вот к ним… мало ли что им в голову взбредет.