В объятиях Снежного Короля

Когда вошла, автоматически включилась напольная лампа, а остальной свет зажигать не торопилась. Ни к чему обозначать свое присутствие.

Взгляд мой проходился по деталям интерьера. Ничего из личных вещей, а значит, комната гостевая. Конечно, понимала, что в спальню могли зайти. Прятаться в ванной? Глупо. Взор остановился на панорамной двери, которая выходила на небольшой балкон. Там и пересижу. Слава богу, шубой меня снарядили.

Шаг, шаг, еще шаг, но приходится замереть у самого стекла, когда дверь в ванную открывается. Наверное, забыла, как дышать. От испуга зажмурилась, не представляя, как дальше выкручиваться. Вломилась к кому‑то в спальню – это в Наташкином характере, но не в моем. Черт, как можно было так вляпаться?

Слышала только свой пульс. Хотя нет. Сквозь ускорившийся ритм прорывались звуки шагов. Вздрогнула, когда чужие руки легли на плечи прямо поверх шубы и спустились вниз, замерев на груди. Ступор. Ни двинуться, ни сказать хоть слово.

– Я рад, что ты пришла ко мне. – Шепот вызвал неконтролируемую дрожь.

Его пальцы легко разделались с застежками шубы. Белоснежный мех скатился по нагой спине и упал к ногам.

– Очень красивое платье. – Гладил костяшками пальцев спину, а я могла только вздрагивать и шумно дышать. Во рту пересохло. – А есть ли под ним белье?

Фраза не повергла в ужас. Не нагнала страху. Меня обдало жаром, будто стояла вблизи огромного кострища. Видела отражение в стекле: свое и его. Серебряная маска закрывала верхнюю часть моего лица, обрамленного темными локонами. Зрачки расширены – почти не видно синюю радужку. Взгляд казался испуганным, как и чуть приоткрытый рот.

Могла разглядеть его волосы – светлее, чем мои. Красивые черты лица – пронзительные голубые глаза, прямой нос и очерченные пухлые губы, которые сейчас легко целовали мое плечо. Взгляд не отводил, тогда как я была готова провалиться сквозь землю.

– Очень красивое платье, но без него ты еще красивее…

 

Глава 2. Станислав

 

– Слава, сколько можно? Ну‑ка, быстро приведи себя в порядок! – голос ворвался в больную голову и имел эффект не меньше чем наковальни.

– Мааа… – застонал, поворачиваясь на бок, чтобы спрятаться от солнечных лучей, которые попали в спальню благодаря матери. Она, нисколько не заботясь о моей устойчивости, одернула портьеры.

– Между прочим, уже двадцать четыре года мама! Быстро выпроваживай девицу!

Приоткрыв один глаз, посмотрел на соседнюю половину кровати. Из‑под одеяла торчала чья‑то светлая макушка. Старался припомнить, кого именно вчера вытащил из клуба, но сознание не желало подкидывать связные воспоминания. По‑моему, я вчера трахал рыжую, опрокинув ее на стол в вип‑зоне. Или брюнетку… Волосы точно были кудрявые. Помнил, потому что наматывал их на кулак.

Приподняв двумя пальцами одеяло, рассматривал недовольное сонное лицо девушки. Ну конечно. Помощница бармена, которую вчера выставили из клуба. Я же ее и успокаивал на свою голову. И чего, спрашивается, полез бармену морду бить?

– Твою мать… Эй, детка. Твое время вышло. Проваливай.

Девица заворочалась и, промычав что‑то неразборчивое, выползла из‑под одеяла. Она нисколько не смущалась моей матери, разгуливая в неглиже по спальне и собирая с пола свои вещи. Положив руки за голову, наблюдал за ней с довольной улыбкой. Теперь понял, зачем притащил ее. Твердая четверка приковывала взгляд, а уж что я делал с ней этой ночью…

– Шустрее‑шустрее! – зло скомандовала мать, проявляя удивительное терпение. Обычно она таскала дамочек за волосы и выпроваживала их до самого выхода.

Дверь в спальню закрылась, а я остался наедине с защитником морали.

– Я просила тебя не притаскивать девиц в этот дом! – начала она свою старую песню.

– А я просил тебя не устраивать сегодня сборище просящих милостыню, но ты меня тоже не услышала. – Поднявшись с постели, натянул серые спортивные штаны.

– Да как ты не понимаешь?! Ты ведь не просто никому не известный Слава Иванов! Ты – Станислав Снежный! Наследник крупного холдинга! – изо дня в день все по одному и тому же кругу. Ничего не меняется.

– Я уже говорил, что не собираюсь заниматься твоим предприятием. Помогать – да, но не вешать себе на шею. Мне это неинтересно.

– А кому? Кому я все передам? Нет‑нет, это точно влияние твоего отца! Хочешь, как и он, заниматься дурацкими цацками?

– Не говори о том, в чем не разбираешься. Мы производим уникальные ювелирные изделия. Стоимость одной такой цацки можно приравнять ко всей твоей компании. – Неимоверно устал от этих споров.

А ведь все было так просто, когда родители жили вместе. Ни у кого и мысли не возникало, чем именно я буду заниматься в будущем.

«Тем, чем захочешь», – говорил отец.

«Тем, что по душе», – отвечала мать.

Но после развода все изменилось. Они постоянно перетягивали меня, словно чертов канат. Жил то там, то тут. Помогал с одной компанией, частично забирал управление другой. Голова уже давно шла кругом, а силы на споры иссякли. Проще отказаться от всего и жить своей жизнью, да только от них и на краю света не скроешься.

– Не хочешь по‑хорошему, значит, будет по‑плохому! Если не явишься вечером к гостям, я заблокирую все твои счета! – с этими словами она покинула спальню, а для весомости еще и дверью хлопнула.

Напугала кота колбасой.

Уже давно откладывал честно заработанное на собственный счет в европейском банке. Не нуждался ни в деньгах отца, ни в деньгах матери, но терпел их давление из любви. Кто‑то умный сказал, что иногда стоит разорвать связи, чтобы с годами они окрепли. Не помню кто – это лекцию я проспал, но суждение верное, черт возьми. Пора браться за свою жизнь, не оглядываясь на родителей.

Упав обратно на постель, застонал. Сейчас бы обезболивающее и податливое девичье тело рядом…

 

* * *

 

Просыпаться не было никакого желания. Открыв веки, повернулся на бок. Там, за панорамным окном, виднелась балюстрада балкона, но не она приковывала мое внимание, а сгущающиеся тучи и опускающийся на город вечер.

Сейчас бы под холодный душ и в тренажерку. Выйти на ринг и выпустить пар последних дней. Окончательно протрезвев, теперь уже злился. Злился на себя, на мать, на отца, который оставил верную супругу ради сопливой девчонки. Да, уже прошло… Сколько? Да почти десять лет, но его поступков я не мог понять до сих пор.