В твоих глазах я сгораю
Алина только поступила в МГУ на факультет государственного и муниципального права, набрав самый высокий проходной балл. Мать скрепя сердце отправляла Алину в Москву, переживая из‑за того, что с ней что‑то может случиться. А мне было тоскливо, что больше не с кем будет спорить по вечерам или играть в шахматы по воскресеньям. Ей было тогда восемнадцать. Еще совсем юная и глупая, как выражалась наша бабушка. И вот там, в приемной комиссии, она встретила Диму. Накачанный парень, красивый и далеко не дурак. Его родители работали в финансовом отделе крупной компании, поэтому в деньгах он не нуждался. Увидев Алину, Дима сразу решил, что они будут прекрасной парой.
Конечно, Алина как была красивее меня, так и осталась… Длинные шелковистые волосы цвета спелой ржи, большие голубые глаза, курносый нос, пухлые губы и хорошая фигура. Остра на язык, всегда знает, чего хочет, не дает себя в обиду – ну как в такую не влюбиться? Вот Дима и влюбился.
Он стоял на пороге, с любопытством разглядывая нашу семью. А я заглянула в его зеленые глаза и поняла: это очень добрый человек. Я заволновалась, бросилась бежать, но его тихий бархатный голос остановил меня:
– Ты та самая Вера?
И я замерла на месте. Дима опустился на одно колено, заглянул мне в глаза, которые я, смущаясь, старательно отводила, и протянул мне мягкую игрушку – маленького мышонка. Трясущимися руками я приняла подарок.
– Это тебе, – добавил он, и тогда я поняла, что влюбилась.
Как самая маленькая и глупая девочка на всей планете.
Крепко. И без возврата.
Он улыбался белоснежной улыбкой, восхитительнее которой я никогда не видела. Дима был настолько красив, что я совершенно забыла все правила приличия. Однако моя дорогая матушка мне о них постоянно напоминала. Сделала она это и сейчас.
– Что нужно сказать, Вера? – подсуетилась она, вернув меня к реальности.
– Спасибо, – пробубнила я, упираясь взглядом в пол от дикого смущения.
А после мы сидели за одним столом, пили чай и ели торт. Алина рассказывала о Москве и о том, как там здорово. Квартира, которую она снимает вместе с девочками, располагается далековато от университета, но она намного приличнее общежития. А я не слушала ее, пытаясь разобраться в себе и том, что произошло. Теребя игрушку под столом, я то и дело искоса смотрела на Диму.
А Дима сидел и с любовью смотрел на мою сестру. От всего происходящего я чувствовала себя неуютно. Да и рассказать мне было нечего, кроме как о своей успеваемости в школе и огороде, к которому мы с мамой были прикованы с начала весны до поздней осени.
С каждым годом сестра с парнем приезжали все реже и реже. А в последние два года, когда Алина уже вышла на работу, мы лишь созванивались по видеосвязи, и то на праздники. Алина говорила, что Дима часто ее баловал: дарил дорогие подарки, водил в рестораны. Мне казалось, что их любовь похожа на ту, что показывают в фильмах: красивая, крепкая, вечная. И мне хотелось того же.
…Я закусила губу, вспоминая тот день. Из глаз хлынули слезы. В голове витала идиотская мысль: я влюбилась в жениха своей старшей сестры.
Однако я никогда не расскажу ей об этом. Ни под каким предлогом.
Ни за что.
* * *
Сестра смогла разделить со мной радость по поводу столь знаменательного события лишь к вечеру. Пока мама вовсю собирала меня в Москву, а отец обзванивал знакомых в поисках комнаты или квартиры, раздался телефонный звонок.
Я ответила на входящий.
– Привет, сестренка! – радостно сказала Алина в трубку.
– Привет…
– Прости, я так закрутилась, – оправдывалась сестра, томно вздохнув в трубку. – Что у тебя нового?
Я не имела права обижаться на нее, ведь она всегда была примером для меня. Она та, кто сможет помочь в трудную минуту. Могла помочь… Теперь‑то мы с ней далеко друг от друга.
Мы выросли из того возраста, когда могли обижаться на всякие глупости, вроде: «Ты не ответила на телефонный звонок» или «Почему ты взяла мою кофту без спроса?». По крайней мере, мне так кажется. Алина не делится со мной подробностями своей жизни так, как делилась несколько лет назад. Мама говорит, что Алина просто строит свою жизнь, нужно лишь подождать, когда она совьет гнездышко, – и тогда все придет в норму. Но я не до конца верю в это.
Мне казалось, что сестринскую любовь не разбить ничем. Но я ошибалась.
– Я поступила в МГУ! – с гордостью сообщила я, но так тихо, что сестра могла не расслышать.
– Подожди секундочку, – сказала она. Мгновение спустя раздался шум воды. – Все, я поставила тебя на громкую связь! – А следом и грохот посуды. – Блин, сестренка! Это так круто! – проговорила сестра, шурша чем‑то.
Но я не слышала в ее голосе радости.
Она сказала это слишком ровно.
– Вот сегодня пришло письмо, – начала я застенчиво рассказывать, – в котором написано, что я теперь студентка первого курса МГУ факультета психологии!
– Я всегда верила в тебя, крошка! – ахнула Алина, но тут мужской голос перебил ее:
– Что за шум?
Это был Дима. Его голос я ни с кем не спутаю.
– Ты представляешь, зай, – начала говорить сестра Диме, – Вера поступила в МГУ!
– Ничего себе! – воскликнул тот удивленно, и мое сердце вновь екнуло.
В его голосе я слышала больше радости за меня, чем в голосе сестры. Ну, либо мне так показалось.
– Вера! Да я тебя поздравляю! Молодчинка!
Я обомлела. Из его уст слова всегда звучали более ободряюще, чем из чьих‑либо еще. Голос Димы был для меня чем‑то особенным, как маленький мотивационный пинок. Представив, как Дима сейчас стоит передо мной и говорит это, я почувствовала, что заливаюсь краской.
– Спасибо большое, – с трудом проговорила я.
– Вера, а ты в общежитии будешь жить? – спросила сестра, все так же гремя посудой.
– Не знаю пока… Отец ищет подходящее место для меня по знакомым…
– Зачем?! – воскликнула она. – Остановись у нас!
– Да, Вера! Остановись у нас! – подтвердил Дима, и его голос стал четче. Мне показалось, что он ближе подошел к трубке телефона. – Мне хоть будет с кем поболтать время от времени. А то твоя сестра вечно на конференциях, в разъездах и на корпоративах.
Послышался глухой удар. А следом через смех мужское: «Ай!»
– Не слушай его, он дурачок! – Сестра всегда любила игриво Диму принизить. Вот и сейчас не упустила случая.