Вакансия: муж. И все очень прилично
– Вы ничего не должны. – Она только что не плюнула через прилавок, тут же отвернулась.
Ты посмотри, что с людьми неправильные шмотки делают! Стоило выбрать прикид «поближе к народу», как тут же потерял у народностей всякий интерес… А кто‑то еще пытался мне втереть, что женщины видят не внешность, а интеллект и прочие достоинства, написанные на лице…
– А что это за аттракцион невиданной щедрости? Я не видел, чтобы на дверях писали про благотворительность…
– За вас уже заплатили. Вот сдача. – Продавщица слегка пошевелилась, чтобы проверить ценники на бирках и что‑то посчитать на калькуляторе.
– Кто заплатил? Я не понял? И заберите себе эту мелочь. Кофе купите, может, научитесь улыбаться клиентам.
– А чего я буду нищебродам улыбаться‑то? Еще и девка‑то красивая, статная… Могла и получше себе найти…
– Вы о чем, женщина? – Ответ уже созрел в сознании. Начал доводить до крайней стадии озверения. Но хотелось точно убедиться.
– Так девчонка за тебя заплатила, альфонс недоделанный! – Тетка, сатанея, сбросила бумажки на пол.
Вот же ж… коза зеленоглазая! Это ж надо еще так уметь проехаться по мужской гордости! И скальпель не понадобился.
Ну, согласен: чутка и сам передавил. Но кто же знал, что еще бывают такие нежные, совсем не приученные к взрослому флирту? Кто мог подумать, что она снова отдавит мне ногу каблуком, теперь по‑настоящему, и упорхнет из примерочной, оставив только аромат духов?
Сходил, называется, принес благодарность за помощь. За то, что спасла мне здоровье и жизнь, и никому никуда не настучала, и денег не попросила…
– А куда она скрылась, моя щедрая феечка, вы не подскажете? – Достал купюру из бумажника, вполне достойную, чтобы горящая праведным гневом тетенька угомонилась и смогла нормально общаться.
Положил на стол. Сверху припечатал еще одной, такой же. Для надежности и наглядности.
– Убежала. И правильно сделала. Ты не просто альфонс, а еще и сволочь жадная. Деньги есть, а девчонок разводишь!
Вот тебе и еще один урок: женщины в своей солидарности иногда нелогичны. И просто крупными бумажками их не возьмешь.
– Это не я жадный, а она жестокая. Решила от меня откупиться, понимаете? Пойду теперь повешусь, наверное. Была у меня любовь, достоинство, гордость… А теперь ничего не осталось, кроме старенькой несчастной Нокии…
Чуть сам не заплакал, так искренне получилось. А продавщица не повелась.
– Иди в пень со своим кирпичом, понял? Я таких как ты, вижу насквозь! Чтоб тебе всю жизнь работать дворником на стройке!
Что ж. Операция «благодарность, переходящая в соблазнение», не удалась. Получился один облом.
– Спасибо вам, добрая женщина!
– За что? – Тётечка растерялась. Она явно другого эффекта ждала от своих пожеланий.
– Могли бы отправить в бомжи или в попрошайки на паперти. А дворник – это оплачиваемая работа. И жилье дают при необходимости.
Оставил ее в раздумьях о том, как правильно сочинять проклятья. Искать Милану даже не пытался – она за прошедшее время успела уже полгорода оббежать, даже на своих замшевых шпильках.
Всем хорош надежный допотопный телефон из отцовской юности. Плохо, что на нем интернета нет, и не найдешь за три секунды все, что тебе надобно.
Но зато звонит громко и вибрирует так, что начинаешь вздрагивать.
– Привет, братан. Куда запропастился‑то? Давно тебя не видно…
– Здравствуй, Макс. У меня тут приключений гора. Не до тусовки пока, извини.
Разве станешь по телефону рассказывать, как пошел за хлебушком, отхватил бутылкой самогона по башке, а потом встретил мечту всей жизни? А на следующий день позорно ее упустил…
– Ну, я не для тусовки, а по делу. Завтра утром сможешь подъехать, перетрем подробности?
Друг никогда не звонит по ерунде. И если хочет что‑то предложить, то его, как минимум, стоит выслушать…
Но коза с зелеными глазами куда‑то упрыгала, а я ей даже не успел сказать нормальное спасибо!
– У меня на утро по плану дела государственной важности. Извини.
– Вот как? – По голосу было слышно, как у Макса в башке зазвенели монетки и защелкали нули на счетчике. – А сколько процентов навар? Если что, зови. Готов вложиться за долю малую!
– Прости, дружище, но тут я не готов делиться. Даже копейками. Даже посмотреть не дам.
Аж передернуло от одной мысли, что этот кобелина будет пялиться на Милану и пускать слюни, представляя разные разности.
Убью же, на хрен, даже если почудится что‑то подобное! А Макс – друг. Не хочется его убивать.
– Интригуешь, братишка. У меня уже прямо зудит от любопытства…
– Сходи к венерологу. Там, говорят, хорошие средства предлагают. Ни зуда, ни чесотки не остается. И любопытство, по слухам, тоже быстро исчезает. Причем навсегда и насовсем.
– Обижаешь. Я за здоровьем слежу. – Макс хохотнул, но его зуд нетерпения ощущался даже через трубку. Вот чем хорош человек, так это своей чуйкой – что‑то необычное и интересное может унюхать за версту, и потом ни за что не отвяжется.
И от Миланы его ссаными тряпками не отгонишь, стоит лишь раз показать девчонку.
– Ну, и следи. Я завтра занят, Макс. Как только появится время свободное – наберу, договоримся, где встретиться.
– Ну, ты хоть потом расскажешь, когда дело выгорит? Я ж теперь спать не буду!
– Угу. Расскажу, покажу… Но только, когда выгорит. Раньше не лезь, а то сглазишь.
В старости, лет под сто – обязательно похвастаюсь. А до этого и близко не подпущу!
Утро выдалось хмурым и безрадостным. Куртка, купленная в подвале, не грела ни черта, еще и топорщилась перьями в подкладке. Мелкая неприятность, потерпеть немного, а потом выкинуть и забыть навсегда… Но хреновый из меня экспериментатор, если честно.
– Я хотел бы увидеть Милану. – Снова облом: на ресепшене была совсем незнакомая девушка. А рядом с ней – еще одна. Похоже, попал на другую смену.
– Чем я могу вам помочь? – Администратор, или как там ее правильно, профессионально улыбнулась. Показала, что ей тут хорошо платят, и за эти деньги совсем не сложно показывать свои дорогущие зубы. Даже такому стремно одетому товарищу, как я.
– Я же, вроде бы, нормальным языком сказал: позовите Милану. Или за это нужно платить по прайсу?
Игра в бомжа уже начала откровенно раздражать. Но раз феечка приняла меня за гопника и бедняка, очень хотелось этому соответствовать.
Тем более, что целовалась она и с бомжом весьма и весьма охотно. И нисколько не притворялась!
– Ее нет.
