Вернуться

Следующие фразы Бланш прозвучали резко, как удары хлыста.

– Вы думаете, что ваш сын гордился бы отцом‑алкоголиком? Я до сих пор не могу забыть страха за пьяного отца. Но в моей жизни такая ситуация была лишь однажды.

Его глаза вспыхнули злым огнем.

– Что вы знаете о моей жизни? Убирайтесь.

– Да, я ничего о ней не знаю! Только провела целую ночь в чужом доме и охраняла ваш сон, чтобы рвотные позывы не стоили вам жизни.

– Я вас об этом не просил.

– Вы правы. Я глупая дурочка. Нужно заниматься своими делами, а не вмешиваться в жизнь чужого человека.

Бланш вскочила с кресла, резко схватила телефон, но объемная кожаная сумка соскользнула с руки, и содержимое с глухим стуком рассыпалось по паркету.

Судорожно собирая ключи, телефон, салфетки и губную помаду, она закипала от негодования.

Мужчина не двигался с места. Когда ей наконец удалось закинуть все содержимое назад в сумку и уже почти добраться до двери, глухой голос за спиной вымолвил:

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

Бланш уже нажала на ручку двери, но повернулась и неохотно сделала несколько шагов назад.

– Я побуду у вас еще пару часов? Вчера сказала родителям, что осталась ночевать у подруги. Не могу же я из гостей вернуться в шесть утра?

– Да, располагайтесь. А я приму душ и попробую немного привести себя в порядок.

Состояние мужчины уже не внушало опасений. После душа, в джинсах и футболке, с зачесанными назад влажными волосами, он выглядел значительно лучше, скрываясь из вида в проеме кухни. До Бланш доносились пыхтение чайника, хлопок дверцы холодильника. Судя по всему, сосед собирался завтракать. Но ей не предложил даже чашки чая или кофе. Казалось, что он совсем забыл о ее существовании.

 

***

Каждое движение глазами причиняло невыносимую боль, мысли путались. После контрастного душа наступило облегчение. В довершение восстановительной терапии Антуан запил обезболивающее минеральной водой и налил в стакан кофе. Он допивал обжигающий горьковатый напиток, когда услышал щелчок двери. Соседка ушла. Соседка… Кажется, она говорила, как ее зовут, но он не запомнил.

 

***

Бланш вставила ключ в замок и тихонько отворила дверь своего дома. Лучи солнца ползли по кухне из светлого дерева, падали на шторы песочного цвета. Стакан воды после тяжелой ночи оказался как нельзя кстати. Она прокралась на второй этаж в угловую спальню, стараясь не создавать шума, чтобы не разбудить родителей.

И только упав без сил на широкую кровать, прикрытую стеганым бежевым покрывалом, Бланш подумала, что она даже не узнала имя соседа, у которого провела ночь.

 

Глава 2

 

– Папа, я спрячусь, а ты ищи меня, – губы Матье растянулись в озорной улыбке, светлые волосы метнулись за ним к темному прямоугольнику двери.

Антуан скатился с кровати, пошлепал босыми ногами по холодному полу, заглядывая в каждую комнату, в каждый угол и шкаф и крича «Матье!».

Ненадежный пол качался под его шагами. Рука судорожно вцепилась в перила. Тело плохо его слушалось. Когда удалось шаг за шагом преодолеть лестницу, на негнущихся ногах спуститься на первый этаж, он понял, что это совсем другой дом. Дом, в котором никогда не было и не будет Матье.

Антуан рухнул на диван в гостиной и закрыл лицо руками. Сознание сыграло с ним дурную шутку.

Прошел почти год, а все продолжало быть слишком осязаемым для бесплотности. Иногда ему казалось, что он снова чувствует «Черный опиум» Ива Сен‑Лорана – запах Селин, немного кофейный, немного ванильный с восточными нотками.

Соседка права. Под воздействием алкоголя он теряет свою личность. Бесконечное число дней, потраченных на лежание перед телевизором. Глаза смотрели в одну точку, а на экране менялись картинки. Позже невозможно было вспомнить ни одного из просмотренных фильмов.

Через стену разума просочились воспоминания о том дне, когда он в последний раз видел свою семью.

Гулкие шаги эхом отзывались в старой церкви. Тихий голос священника бубнил молитвы. Антуан, оглушенный двойной утратой, недвижно стоял у изножья гробов.

На похороны приехала большая семья Селин: мать, сестры с мужьями и детьми, дальние родственники. Молодые женщины поддерживали мать, вокруг суетился давний поклонник мадам Баррэ. Почему из страшного часто запоминаются совершенно непостижимые детали? Антуан, забыв почти все, кроме невыразимого горя, запомнил этого суетливого мужчину в больших очках, страдающего косоглазием. Антуан поддерживал дружелюбные отношения с семьей Селин, но общее горе не сплотило их. Семейство Баррэ держалось вместе, как стая. Они поочередно выразили соболезнования, обняли Антуана, но после этого отошли на прежнее расстояние, словно их горе не было его горем. Словно они обвиняли его в том, что Селин и Матье погибли, а он нет. В том, что он записывал саундтрек к новому фильму своего приятеля в Париже в тот злополучный день. Тело взрезала нестерпимая боль. Оно качнулось в сторону, и только усилием воли ему удалось устоять.

Его родителей не было. После известия о гибели невестки и внука у отца случился гипертонический криз, опасались инсульта. Мать осталась ухаживать за отцом. Никто не винил ее за это. Помогать нужно живым.

После службы Антуан не перекинулся и словом со священником. Сказать было нечего, да и желания общаться он не испытывал.

После гибели Селин и Матье на пожаре в их доме под Ниццей Антуан переехал к родителям в Марсель. Неприятно было чувствовать себя предметом пересудов и жалости окружающих людей.

Старики тяжело переживали смерть единственного внука и невестки, но старались не показывать вида. В разговорах тщательно избегали тем, связанных с покойными. Часто говорили о детстве Антуана, о его работе, об их проблемах со здоровьем, врачах, эффективности тех или иных лекарств. Временами на их глаза наворачивались слезы, но они продолжали улыбаться. Антуан выдержал у них только неделю. Сейчас он особенно нуждался в душевном тепле, объятиях дорогих людей, но родители сохраняли привычную внешнюю сдержанность. Трапезы проходили размеренно и чинно.