Весеннее чудо для мажора

– Дура, – процедил Андрей, и обхватил мою шею ладонью. – Я бы сказал, что планирую достать побольше денег, свалить от брата, и открыть бизнес. Тебя тащить в неизвестность я не собирался, но и с кем попало обсуждать наши с тобой отношения я не хотел. Максу я сказать то, что он хотел услышать, ясно? И да, Лиза, тебя я бы не взял с собой, – он притянул меня за шею к себе. – Приезжал бы часто, ты бы училась, а потом, как у меня все наладилось, я бы забрал тебя. Даже если бы ты не захотела, даже если бы захотела остаться с мамочкой и папочкой – забрал бы. Как только было бы куда забирать.

– Ты врешь, – прошептала я.

– А ты дура, – парировал он. – Что, думаешь я каждой с кем трахался, о любви говорил? Для меня это – серьезно. В тебя влип, и сразу сказал, как дошло. И не давал усомниться в себе, а ты предпочла так по‑сучьи свалить от меня.

– Убери руку, – я заскребла ногтями по его запястью, по ладони, сдавившей мою шею.

Но Андрей как всегда поступил по‑своему – притянул меня еще ближе, заставил встать на носочки, и поцеловал.

 

Глава 10

 

 

Целует нежно, даже трепетно. Пробует на вкус, заново знакомится – губами, языком, греет своим дыханием, делится им. И мне оно нужно, я так по нему скучала – по самому Андрею, по его редкой нежности, больше похожей на издевательство – рукой он по‑прежнему сдавливает шею так, что без его дыхания я, кажется, задохнулась бы. Я даже по его шуткам и гадкому поведению скучала.

Невыносимо.

Я не отвечала на поцелуи, на ласку, просто принимала все, что Андрей давал – жадно впитывала в себя эти мгновения, чтобы потом бережно перебирать. Вспоминать, как припухли губы от его поцелуев, от его укусов; запоминала быстрое биение его сердца – моё также вырывалось из груди.

Меня волнует его запах, его агрессия, его нежность. Его возбуждение.

Его близость.

Губы, язык, ладонь на шее, которая, кажется, сейчас доведет меня до обморока. Эрекция. Он хочет меня, и я хочу Андрея, а еще хочу…

– Дикарка, – прошипел он, и отпустил, прижав ладонь ко рту. – Охренела, кудрявая?

Укусила я его знатно – во рту привкус крови.

– Иди, рассказывай сказочки кому‑то другому, – процедила я. – Ой, так любил меня, так любил. Угу. Верю, блин, я же совсем дура! И забрал бы меня, и жили бы мы душа в душу. Так любил, что ничего не рассказывал, сговариваясь о своем отъезде, да? Так любил, что не посвятил в свои планы? Так любил, что таскался по тусовкам, пока я сидела дома и тебя ждала? Так любил, что еле вспомнил при встрече? – кипятилась я, видя только его лицо – взбешенное, и от этого немного страшно, а еще дико кайфово. Я не знаю, что Андрей выкинет через секунду, никогда не знала – наорет, поцелует, начнет шутить, или вытворит еще что‑то. – Я на идиотку похожа? – заорала я.

– Похожа, – усмехнулся Андрей. – Только идиотки так за свои обидки цепляются. Ой, хрен знает сколько лет назад мне не позволили сунуть нос во взрослые дела. Плохой Андрей! Плохой, – пискляво передразнил он. – Я уже объяснил тебе, почему не рассказывал ничего. Не люблю в пустоту трепаться, пока дело не сделано. А что касается тусовок – нечего тебе было на них делать, там одни шалавы. Я был бы дебилом, притащи я туда свою девушку.

– Ну да, без меня‑то удобнее было бы с другими девчонками зажигать. Кто же свой самовар будет тащить?! – горько произнесла я.

Как же меня это раздражало, как обижало. Я, хоть и была взрослой и совершеннолетней, но ночи дома проводила – и папа, и мама были категорически против того, чтобы я шаталась непонятно где. Если бы я надавила, они бы смирились, что я ухожу и прихожу когда захочу, и однажды я надавила. Гуляла три дня, являлась в четыре утра, а утром убегала на учебу, после которой снова начиналось веселье. И вот, на третий день, точнее ночь, я заметила, что ни мама, ни папа не спали, ждали меня. Не упрекали, не устраивали скандалов, а просто ждали, пока я нагуляюсь и вернусь домой. Волновались за меня, только вырвавшуюся в большой мир. И так стыдно стало: я веселилась, пока они сидели и переживали за меня. После этого я решила, что буду плохой дочерью, если продолжу в том же духе. Не только родители готовят детей ко взрослой жизни – дети тоже должны дать родителям время, чтобы они привыкли, что за руку водить уже не нужно.

Я стала возвращаться в одиннадцать‑двенадцать ночи, а иногда и на ужин, чтобы побыть с семьей. А Андрей пропадал ночами со своими многочисленными приятелями – то на сомнительных блатхатах, то в элитных особняках, то в квартирах‑лофтах. Я просила его не ходить, просила взять меня с собой – ради этого я бы снова подвергла родителей переживаниям, но Андрей отказывал. Категорично.

Я злилась, ревновала, и уже готова была поставить ему ультиматум, но мы расстались.

– Я тебе не изменял.

– Ну да, – фыркнула я.

– Тебе снова поклясться? Или тебе нравится думать, что ты была всей из себя ромашкой, пока я об тебя ноги вытирал: изменял, собирался бросить? – Андрей сложил руки на груди. – Мне бабло нужно было, я его и собирал. Не трахать шлюх я ходил, а налаживал контакты – мне недоступна была бизнес‑тусовка, и я искал мажоров, раскидывающихся деньгами, и готовых вложиться. Секс я люблю, Лиз, ты это хорошо знаешь. И, я уверен, помнишь, – он мазнул по мне знакомым взглядом – так он на меня в постели смотрел раньше. – Но я в состоянии себя сдерживать, и не трахать всех подряд. Я всегда помнил, что у меня была ты, и предавать не собирался, даже если бы передо мной ноги раздвигали без предварительных ласк. Еще какие претензии?

– Не верю я тебе!

– Ах, да, – Андрей будто не слышал меня. – То, что я не узнал тебя, точно. Ну да, показалась знакомой, и дошло бы со временем, но сначала – да, не узнал. Перепил, устал, зрение малость похерил за пару лет, да и ты изменилась. Давай, – кивнул он мне, – в чем еще хочешь меня упрекнуть?

– Красиво поешь. Я бы на твоем месте тоже так сказала, – дернула я плечом.

– Хм, – сузил он глаза, и снова окинул меня жарким взглядом, от которого я покраснела. – Сама ко мне прибежишь, кудрявая.

– Не прибегу!

– Прибежишь, – хохотнул Андрей. – И я еще подумаю, прощать ли тебя.

– После дождичка в четверг.

– После дождичка. В четверг. Но ты прибежишь, – довольно кивнул он, преисполненный уверенности, что именно так и будет.

А вот дудки.

АНДРЕЙ