Волибор

Она суетилась на кухне и за шкворчанием масла совсем не слышит меня. Бросаю на пол сумку и вешаю плащ на крючок. Пройдя на кухню, сажусь за стол, на котором разбросаны червивые яблоки и виноград.

– Мам? – Она испуганно поворачивается. Настолько погрузилась в свои мысли, что до последнего не заметила, когда перестала быть одна. – Привет.

– Напугал! – вздыхает и легонько бьет меня по плечу старой тряпкой. – Где ты был целый день? Санна ждала тебя на обед, но все же ушла на вечернюю службу. Мы ведь договаривались обедать дома…

Я обеспокоенно смотрю на рыбу в сковороде у нее за спиной.

– В мастерской. Я был тебе нужен? Я встретил Санну на площади, она на меня не злится.

– Нет, нет, просто ты ничего не сказал перед уходом. Что‑то случилось? Мы бы и не волновались, если бы ты предупредил.

Да, это я умею. Делать то, за что ругаю других.

– Нет, все в порядке. – Я закусил щеку. – Можно у тебя кое‑что спросить?

– Спроси, – беззаботно пожимает плечами.

Я медлил. Не знал, как начать.

– Ты помнишь Деяна?

Она замерла, стоя ко мне спиной, и медленно подняла голову.

Опять это чувство. Будто сказал не то. Мне не хотелось ее ранить или углублять в воспоминания, которые причиняют боль. Однако я и сам не понимал уже ничего. Поэтому не могу знать наверняка, что и как ей будет воспринято. Прошлое, от которого мы столько лет уходили, рано или поздно всплыло бы на поверхность.

– Где ты услышал о нем? – спрашивает мама, медленно поворачиваясь.

– Я встретил его. Не делай вид, что не понимаешь, о ком я.

Впервые вижу такое лицо у мамы. Нахмурилась и смотрит с подозрением, словно на жулика. Я почти в кровь разгрыз себе щеку от невроза. Еще немного, и просто уйду, наплевав на все эти тайны и недомолвки.

– Не знаю, откуда ты узнал о нем, но Деян давным‑давно уехал из Лореула и никогда здесь больше не появлялся. Да я и не собиралась тебе врать. Удивлена, что ты спрашиваешь о нём. Ходили слухи, что он и вовсе умер вместе с твоим отцом, в первой войне.

Она отставляет сковородку подальше от огня и садится за стол. Вытирает руки о тряпку.

– А что, если он всё это время жил здесь?

– Говен… – Мама была в смятении и быстро глотала болезненные эмоции прямо у меня на глазах. – Боюсь, это лишь воспоминания отца, сны. Дар, который ты унаследовал, воспроизводит в твоей голове наше прошлое, не зацикливайся на этом и не фантазируй. Это лишь прошлое.

Мне были неприятны эти слова. На нашей улице я считался местным дурачком, который, бывает, говорит о том, чего ему не говорили. Талантом это назвать сложно, да и пользоваться им я не умею. Очень путает, но иногда кажется полезным. Благодаря этим знаниям я здорово преуспел в академии и мог теперь без проблем попасть в любую мастерскую Лореула.

– А если я докажу тебе, что это правда?

Мама смеется и берет мои ладони в свои. Они тёплые и пухлые. Даже отдаленно я чувствую запах оливкового масла и трав, что ежедневно мама продает по утрам на площади.

О чем я вообще говорю? «Ты собрался отвести ее к этому старику? О чем ты только думаешь, Говен?» Будь я хоть немного терпеливее и умнее, не стал бы начинать весь этот разговор. Но теперь уже тормозить поздно. Есть риск стать дурачком и в глазах собственной матери, которая никогда не скажет о своих подозрениях.

– Боюсь, у тебя не получится. Однажды я получила письмо от Лии. Она писала нам из солнечной Серийи и сообщила, что ее отец умер. Его скелет нашли в Лагманском лесу, по жетону на груди определили, что это действительно он. Останки Деяна Рогнед отправили в Серийю, чтобы похоронить там, где к нему смогут приходить. Больше писем не приходило…

– Старый дурак, – засмеялся я. – Совсем свихнулся там со своим Самбором!

Мама удивилась и одновременно нахмурилась. На ее лбу появились морщинистые волны.

– Откуда ты…

Я резко подскочил.

– Был вчера у него дома и разговаривал с обоими. Если не веришь – пойдем к нему, и всё увидишь! – внутри вспыхнуло небывалое возбуждение, и слова матери просто‑напросто вылетели из головы.

Я потащил мать к дому Деяна почти насильно. Она оборачивалась на мимо проходящих людей и виновато кивала. Ей всегда была важна репутация нашей семьи, она знала, как сильно важно это для Санны, а я вечно ставил их в неловкие ситуации. Но в этот раз мне нечего было бояться, я наконец не чувствовал себя одиноко после появления Деяна и Самбора. Наверное, это и пытался донести до меня старик.

– Говен, прошу тебя, давай вернемся домой, – кряхтела мама, когда мы пробирались через шиповник, который кусался и цеплялся умоляюще за одежду.

– Куда подевался пес? – удивляюсь, увидев совершенно пустую будку возле крыльца.

Я еле открыл внезапно просевшую дверь и оказался в заброшенном доме, в котором будто никто и не жил несколько лет. Крысы стайками разбежались по щелям, опрокидывая всё на своём пути. На кухонном столе покрылись от влажности мхом посуда и книги, на полках запылились стекляшки и бегали выгнутые жуки, поедая суетливых муравьев. Всё в этом доме пропахло сыростью, сквозь пол прорвались шиповник и корни дворового абрикоса.

– Не может быть, – бормочу, поглаживая паутину у себя над головой.

Коснувшись ветхих перил, я понял, что мы первые, кто побывал здесь за много лет. Чувство стыда и непонимания захлестнули меня. Сейчас даже я сам был в себе глубоко разочарован и вот‑вот готов был смириться с разогнавшейся умалишенностью.

– Не знаю, как ты узнал и насколько много знаешь, – произнесла мама, протягивая мне детскую кофточку. – Но мне давным‑давно пора забыть о них. Я больше не хочу ворошить прошлое. Они заслужили покой, а мы должны принять их отсутствие. Извини, что так мало говорила с тобой. Видимо, это воспитало в тебе что‑то, что терзает тебя.

Она поцеловала меня в поникшее плечо и медленно вышла из дома. Боковым зрением я видел, как мама вытерла слезы и обняла себя руками. Боль и страдания она нашла здесь в последний раз, здесь и оставила. Люди, которые жили тут, умерли. Я видел лишь иллюзии и разговаривал с ними же. И всё это для того, чтобы убедиться в том, что способен лишь размышлять и выдумывать. Строить воздушные замки, как любит говорить Санна.

Я долго пробыл в том месте, еще много раз всё осмотрев. Дом перестал дышать и погряз в тишине. Даже крысы замерли под полом. Если же Санна и правда в ту ночь встретила на кухне не орка, а большую зверюгу, то я готов признаться самому себе, что моя мечтательность выходит из‑под контроля.

– Я такого не просил, – шепчу, как молитву в пыльный пол, – а значит, и не обязан принимать твои дары, папа.