Вороная

– Держите крепче! – предупредил он.

Софья шла к дому впереди него уверенным шагом, а Николай тихо посмеивался над ее серьезным видом, будто ей поручили нести младенца в церковь на церемонию крещения. Они зашли в дом и направились к камину, который нагревал воду для ванны. Николай заглянул в бак и убедился, что в нем есть вода, а потом принялся отдирать кору от дров и расщеплять ножом одно полено на лучины. Софья внимательно наблюдала за процессом, ранее она никогда не видела, как растапливают печь.

Между делом он рассказывал ей свои многочисленные истории, как он выступал оратором со сцены Совета, был абсолютно беспощадным к оппонентам и очень чувствительным, если дело касалось женщин.

– Дело в том, что моей матери пришлось всю жизнь тяжело работать, отца рано не стало, а семью из восьми человек, шесть из которых были младшие сестры, надо было чем‑то кормить, – поделился он. – И чтобы как‑то облегчить их участь, мне пришлось рано начать работать на фарфоровой фабрике. После чего я уже ушел в солдаты… Знаете, о чем я жалею? О том, что грамоту знаю только так, сяк.

– Если хотите, я могу вас немного поучить, – предложила баронесса. – Все равно здесь очень скучно и нечем заняться, отчего бесконечные дни тянутся однообразно.

Солдат благодарно улыбнулся.

 

***

 

Теплая вода помогла ей согреться и отвлечься от грустных мыслей. После водных процедур парикмахер Дмитриев завил горячими щипцами темные локоны Софьи и заколол их в высокую прическу. И теперь она пыталась читать повесть «Запечатленный ангел», но не видела текста, потому что вспоминала восторженные возгласы рядового Николая о первом принятии ванны, ему жутко понравилось. Она улыбнулась, закрыла книгу Лескова, положила ее на колени и начала буравить взглядом белую стену. Они с Николаем договорились, что раз в неделю будут вместе топить печь и по очереди нежиться в теплой мыльной воде.

Образ солдата пропал, и Софья снова думала о том, как за последний год все поменялось. В печальные дни она всегда обращалась к хорошим воспоминаниям, чтобы тяготы переносились легче. Вот и сейчас в воображении ожила картина крещения Цесаревича Алексея, когда все вокруг было похоже на сказку. В тот летний день женские платья из богатой парчи и золотого житья блестели в залитых солнцем комнатах Петергофского дворца. Гости, ожидавшие виновника торжества, были увлечены беседой. Когда на улице послышались приближающиеся звуки оркестра и блестящей процессии, все ринулись к окнам. На дороге между двух шеренг солдат в полной парадной форме под развевающимися знаменами медленно ехала карета из стекла и позолоты, запряженная шестеркой белых лошадей в сверкающей упряжке, на их головах раскачивались белые страусиные перья. Внутри кареты на коленях у гофмейстерины Двора, одетой в зеленое с золотом придворное платье, ехал наследник российского престола в кружевной белоснежной крестильной одежде, он возлежал на подушке из серебряной ткани. Софья отошла от окна, поправив на своем платье переливающуюся бриллиантовую брошь фрейлины Императрицы, и встала рядом с другими дамами в ожидании начала церемонии…

Недалеко кашлянул офицер Татищев, Софья посмотрела на него. Этот высокий, худощавый мужчина с орлиным носом, с седыми волосами и совершенно белой бородой ходил туда‑сюда по комнате. Видимо, он так же вспоминал о чем‑то хорошем из прошлой дореволюционной жизни, потому что его голубые глаза жизнерадостно светились.

На лестнице послышались шаги, и очень скоро в комнату зашел чем‑то озабоченный князь Долгоруков в темно‑зеленой военной форме без знаков отличия, указывающих на генеральский чин. Он разрушил их молчание.

– Илья Леонидович, пройдемте в дальнюю комнату, я хотел бы поговорить с вами.

Потом посмотрел на баронессу.

– Софья Карловна… – князь указал рукой на дверь. – Если хотите присоединиться к нашей беседе…

Она отложила книгу и, шурша юбками, направилась вслед за мужчинами. Они вошли в маленькую комнатку, единственную, в которой были глухие, толстые стены.

– Только здесь мы можем спокойно поговорить, – прошептал генерал и добавил чуть громче, – проклятье! За нами постоянно шпионят… Вы видели, как один из солдат сегодня будто бы проверял отопление, но то и дело посматривал на нас?

– Уборщицы наверняка тоже агенты, – предположила Софья, скрестив руки на груди.

Генерал‑лейтенант Татищев пригладил бороду.

– Я заметил, что солдаты все больше отбиваются от рук, – произнес он низким голосом. – Когда мы приехали сюда в конце лета, они были вполне адекватными. Но сейчас…

– Просто их постепенно заменяют на новых из Царского Села, – заметил князь Долгоруков. – На солдат последних лет мобилизации. Они более наглые и развращенные, раз прибыли из самого котла политической борьбы.

– Я слышала, как они орут, ругаются и поют песни, – баронесса прикусила губу.

– Сначала они потребовали убрать у офицеров знаки отличия, потом стали недовольны походами в церковь, а сегодня заявили, что нам вообще запрещено гулять в городе, теперь можно выходить два раза в неделю на два часа. Это вам и хотел сообщить. Я возмущен! – помрачнел князь Долгоруков.

– Чувствую, что эти небольшие неприятности предвещают более тревожные беды, – вздохнул Татищев. – Осознают ли Император с Императрицей грозящую опасность?

– Самое ужасное, что мы ничем не можем им помочь. Организовывать план побега – бессмысленно, в этом глухом провинциальном городке нам никто не поможет, – князь сжал двумя пальцами переносицу. – Вокруг густые леса, непроходимые топи и болота.

Немного помолчав, он обратился к Софье:

– Я случайно услышал от солдат, что в город скоро прибудут большевики из Екатеринбурга. Боюсь, что в сегодняшние дни безвластия они будут вести себя вызывающе и бесцеремонно. Вы, Софья Карловна, живете отдельно в городе. Я бы вам рекомендовал куда‑то спрятать личные и ценные вещи, потому что отряды будут ходить с обысками и, возможно, реквизировать золото и серебро у несогласных с революцией. Например, что‑то могла бы приберечь мисс Матер. Она – иностранка. Шансов, что ее будут обыскивать, меньше. Хотя я, конечно, не уверен. Кстати, как она?

– К своему стыду, признаю, что мы уже давно не виделись, – встревоженно отозвалась Софья. – Я провожу в этом доме очень много времени, возвращаюсь в свою комнатушку, когда уже совсем темно. Изо дня в день надеюсь на то, что настроения солдат и комиссаров вдруг поменяются, и меня допустят повидаться с Императрицей… – она помолчала и добавила, – я напишу сегодня компаньонке письмо, передам от вас привет и, возможно, какие‑то ценные вещи.

После обстоятельного разговора с коллегами Софья направилась к письменному столику, где быстро набросала для мисс Матер записку. Солдат Николай обещал доставить передачку в целости и сохранности. И она ему почему‑то верила.

 

Глава 10. Буран