Воры вне закона

В воображении его всплыла картина вчерашнего застолья: овальный стол, крытый белой холщовой скатертью, на нём – изящная белая старинная посуда, украшенная золотыми каёмками, идеально чистая сверкающая посуда из гранёного хрусталя для вина, блестящие столовые приборы. На столе три салата в сервизных салатницах, плетёная белая корзинка с нарезанным хлебом. За столом с торца сидит Максим Дмитриевич, по правую руку от него – Нелли Арнольдовна, жена Максима Дмитриевича, и мать хозяина, Степанида Степановна, сухонькая неопрятная старушка лет восьмидесяти. По левую руку, то есть с другой стороны стола – не к месту расфуфыренная Марианна и он, Валерий, гость. Хозяин важен: все жесты чуть замедленны, разговор – тягуч. Хозяйка излишне возбуждена: несколько раз некстати заговаривала то о погоде, то о телевизионном шоу, то о винах, несколько навязчиво потчевала гостя. Старушка, кажется, была голодна: не дожидаясь, когда всем будет наложена еда и будет разлито вино, она неестественно быстро уплела наложенную ей Нелли Арнольдовной порцию салата и, пристав со стула, нависла над столом, накладывая себе ещё. Причём сама себе она наложила салату втрое больше съеденного, сразу из всех трёх салатниц, на что отреагировал Максим Дмитриевич весёлым замечанием «Маме девятый десяток, но у неё, слава Богу, отменный аппетит». «Сейчас принесут горячее» – виновато заметила Нелли Арнольдовна, увидев почти опустошённые свекровью салатницы. Вино Степанида Степановна пила как компот или квас, делая большие глотки и даже чуть причмокивая. Уже почти доедая горячее блюдо, она неожиданно приступила к расспросам Валерия. Ей хотелось знать, кто его родители, есть ли у него братья‑сёстры, откуда он родом, серьёзно ли у него с «нашей Марианночкой», как он относится к алкоголю, к спорту, к компьютерным играм. Максим Дмитриевич, как бы делая замечание матери, подсказал ей ещё тему: «Мама, ты замучила Валеру вопросами, ещё о науке его спроси!» «А что, я и спрошу!», – тряхнув головой, отозвалась женщина и стала засыпать гостя новыми вопросами. Нравится ли ему заниматься биоинженерией? А что это и зачем, что даст человечеству? Кем он видит себя в перспективе. Валерий понимал, что этот «допрос» срежиссирован Максимом Дмитриевичем, а потому, не прерывая его, учтиво, даже местами театрально красиво отвечал на все вопросы женщины.

«Кажется, этот тест я прошёл», – думал Валерий о вчерашнем застолье в семье Юценко. – «Мамаша прямо видит во мне зятя, Марианнка готова хоть сейчас тащить меня в ЗАГС, ну и папаша, похоже, не против. Как он сказал?» В памяти Валерия возникла сцена: вот Максим Дмитриевич пригласил гостя выйти в лоджию «пока женщины приберут со стола». Лоджия у Юценко – целая комната! Уселись в кресла. Оба – не курящие. Сидят, смотрят друг на друга. Заговорил Валерий, стал хвалить лоджию и всю квартиру в целом. Ректор выслушал Валерия снисходительно и добавил: «Значит, тебе нравится моя квартира? Пойдём, покажу одну фишку». Максим Дмитриевич вывел Валерия в небольшое безоконное помещение, из которого лестница вела куда‑то наверх. Поднявшись по ней, мужчины оказались на крыше, где достаточно большой участок был огорожен металлическим заборчиком. Здесь почти посередине стоял стол из пластика, стилизованного под дерево, окружённый стульями из того же материала, и прижатый к выступу стены надувной диван. По четырём углам заборчика стояли массивные кадки с деревцами. «Здесь мы любим посидеть тёплыми летними вечерами. Отсюда видна даже набережная. И ведь вот это всё надо будет кому‑то оставить». Пауза в две‑три минуты… Снова заговорил. «Марианна у нас одна. Ты, я вижу, парень толковый. Хорошо бы вам с Марианной вместе съездить в Германию, поработать там вместе, попривыкнуть друг к другу, узнать друг друга получше. Марианна‑то она, не очень‑то к наукам, ей обязательно нужна поддержка. Конечно, если с ней поедет Чижова, та поможет, но сам понимаешь…» Опять пауза минуты на две. «Мне не хочется разлучать вас, вижу, ты прикипел к ней, и она, к тебе не холодна». Умолк. Валерий, посмеявшийся в душе на слова «Ты прикипел к ней», понял, что пора ему держать слово. «Максим Дмитриевич», – осторожно заговорил он, – «я понимаю, Чижова… её работа значимее моей, конечно, если Вы пошлёте Елизавету, я пойму. А мы с Марианной, думаю, получим возможность лучше проверить свои чувства». Валерий сразу почувствовал, что Максиму Дмитриевичу не понравилось услышанное. По лицу директора мельком пробежал злой оскал. «Как у вас всё просто… А ты знаком с работой Чижовой?» – невпопад, как показалось Валерию, задал вопрос директор. «Ну, в общих чертах…» «Тебе надо в эти дни как можно лучше узнать всё по её работе. Понял?». Пристальный взгляд в глаза Валерия. «Простите, нет, не совсем…» «Тебе нравится Марианна?» «Да, очень!», – поспешил соврать Валерий и, пользуясь случаем, выложил свой козырь: «Я люблю Вашу дочь, Максим Дмитриевич, и хотел бы просить у Вас её руки, но… Вот хотел посоветоваться… Раз она уезжает, может, мне повременить с этим. Дождаться её возвращения?» «Хм… А Марианне ты говорил про свои чувства?» «Нет ещё». «Ну вот, ты сначала всё с ней реши». «А по работе Чижовой что?» «Сначала разберитесь с Марианной. Но не тяни. А по работе Чижовой, я же сказал, вникни в неё поглубже».

 

***

«С Марианнкой я всё решу, как скажу, так и будет, эта дура „прикипела ко мне“. Главное, папаша, кажется, не возражает!», – думал Валерий, входя в автобус. «А вот как быть с Лизой? Как я ей объясню, что выбрал в жёны другую, не её? Да, собственно, просто, разлюбил, полюбил другую. Почему Максим Дмитриевич спросил о её работе? Похоже, старик что‑то задумал… Но послать со своей дочуркой он, похоже, желает меня. И хочет, чтоб я помогал ей. А чем помочь‑то? Там же всё на нуле, там и речи нет о науке. Ну, допустим, я мог бы составить монографию, написать за неё несколько статеек, а о чём писать‑то?» В раздумьях Валерий чуть не проехал свою остановку. Неожиданно за спиной он услышал голос Елизаветы:

– Привет! Ты что, едешь дальше? Лиза приветливо улыбалась ему. Валерий тут же вскочил с места и последовал за девушкой к выходу.

– О чём ты так задумался? Прошёл мимо меня, не замечая.

– Действительно задумался. Прости, правда, не видел. А задумался так…, о своём. Скажи, а зачем тебя вызывал завотделом?

– А ты откуда знаешь?

– Ну, я заглядывал к тебе, сказали, тебя Александр Германович вызвал.

– Знаешь, я и сама не поняла, зачем. Выслушал меня о моей работе, похвалил и всё.

– Наверное, хочет отправить тебя в Германию.

– Не знаю, ничего не сказал.

– Ну а кому ехать, как не тебе? Твоя работа круче моей, это прорыв в науке, а что я? Я думал, что что‑то сумею, матери наобещал…, – сочинял на ходу Валерий.

– Что наобещал?

– Стать хорошим учёным. Я сдури даже как‑то ей сказал «Вот увидишь, мне ещё дадут грант и вызовут за границу!» Как же я был наивен. А теперь, как я… Сам виноват, нахвастался.

– Да, это, пожалуй, ты зря. Вот уж не думала, Валера, что ты такой хвастунишка! – игриво ответила Елизавета, легко вбегая по лестнице на крыльцо института. «Не прошиблась», – подумал Валерий. – «Надо будет действовать дальше». Девушке же, догоняя её на лестнице, он ответил:

– Ты права. Я оказался просто большим хвастунишкой. Когда ещё выпадет шанс получить грант и поехать заграницу? Скорее всего, никогда. Мне же уже почти тридцать лет, а я всё топчусь в этом институте. Когда ты со славой вернёшься из‑за границы, я всё ещё буду топтаться у своих пробирок.

***