Воры вне закона

Александр Германович, зная, что поступает подло, чувствовал себя неловко, тем не менее, виду он старался не подавать, и это ему почти удавалось. Он приветливо пригласил Елизавету сесть напротив себя и мягко, даже чуть распевно, заговорил:

– Елизавета Петровна, Вы всегда выглядите замечательно, но весна, похоже, действует на Вас как‑то по‑особенному.

– Не могу не согласиться с этим. Думаю, на всех она действует по‑особенному.

– Ну, не скажите… Действие весны на меня в годы моей молодости и сейчас очень разнится. Сейчас я просто…

Заведующий отделом, чуть поговорив о весне, о её действии на себя в разные годы, перешёл к разговору, для которого была приглашена Елизавета.

– Вы, должно быть, знаете, что выделен грант на научную работу… Девушка, ожидая продолжения, никак не отреагировала на слова декана, и он был вынужден продолжить:

– Причём, получивший грант должен будет поехать в Германию. Разумеется, по логике получить грант должен самый перспективный учёный. По моей оценке, это Вы, Елизавета Петровна. Но, как Вы понимаете, грант этот и место в Германии Максим Дмитриевич выбивал для Марианны. Вы знаете, она его дочь. А получить грант, это значит… – Тут Александр Германович, понимая, что говорит лишнее, пресёк сам себя и продолжил уже о другом. – Конечно, хотим мы того или нет, Максим Дмитриевич пошлёт в Германию свою дочь. Это не обсуждается! – декан смолк. Последние его слова прозвучали жёстко, а потому особо выделились на фоне его предыдущей тягучей речи. «С чем Максим Дмитриевич пошлёт свою дочь?» – подумала Елизавета. – «И зачем мне говорит это Александр Германович?», но продолжила молчать. Её молчание не понравилось заведующему отделом, и он, чуть раздражаясь, спросил:

– Ну, чего Вы молчите?

– Что Вы хотите услышать от меня?

Вместо ответа заведующий отделом стал сетовать:

– Вы же понимаете, что от меня ничего не зависит! Ровным счётом ничего! Последние слова заведующий отделом почти выкрикнул. Лицо его покраснело. Девушке стало жалко его.

– Не волнуйтесь Вы так, Александр Германович, – сказала она, – я ведь не рвусь… Заведующий отделом прервал девушку криком:

– Ну как не волноваться! – и тут же прервал себя и заговорил уже спокойно: – Ну и правильно, что не рвётесь: чужая страна, чужой менталитет, чужой язык. Вы ведь не знаете немецкий?

– Не скажу, что в совершенстве, но могу на нём общаться, – ответила Елизавета на немецком языке. Александр Германович тоже перешёл на немецкий язык:

– Вот как? – изумился он. – А я и не знал… Где ж Вы так обучились? Выезжали в Германию?

– Нет. У меня был хороший преподаватель – моя мама, – продолжая говорить по‑немецки, ответила Елизавета.

– А Ваша мама немка?

– Нет. Она преподаватель языков.

– А я родился в Германии, мой отец был военным, – радуясь возможности отойти от щекотливой темы, на хорошем немецком языке сказал заведующий отделом и стал рассказывать о своём детстве, проведённом в Германии. Закончив рассказ о детстве, он перешёл на русский язык:

– Так значит, Вы готовы к тому, что пошлют в Германию не Вас, а Марианну?

– Простите, не совсем поняла вопрос. В чём должна выражаться моя готовность?

– Ну… Понимаете, институт сам решает, кого выдвинуть на получение гранта, тут нет указчиков, но… – заведующий отделом снова заговорил тягуче – было бы лучше, если бы Вы, Елизавета Петровна, написали отказную.

– Отказную? – переспросила Елизавета, дивясь и самой ситуации, и слову.

– Да… Ну, чтоб всё было формально обоснованно, обстоятельно – скажем так. Этот документ, разумеется, никуда не пойдёт, но пусть бы он был… Это скорее для успокоения совести Максима Дмитриевича.

– Как легко успокоить совесть человека, – ухмыльнулась девушка.

– Вам, молодежи, этого не понять, но мы, старшее поколение, привыкли к порядку…

– К порядку? Выдавать гранд лицу, далёкому от науки, это порядок? Заведующий отделом поморщился.

– Мы говорим о разном. Я имею в виду документацию.

– Я поняла, что вы имеете в виду. А когда будет назначена комиссия по моей работе? Вопрос о комиссии вырвался неожиданно даже для самой Елизаветы.

– Это вам надо обсудить с Максимом Дмитриевичем. Думаю, завтра он захочет встретиться с вами.

 

***

Но директор пожелал встретиться с Елизаветой в этот же день. «Надо действовать, пока она (о Елизавете) не одумалась, пока не посоветовалась там с кем‑нибудь», – решил он.

– Елизавета Петровна, мне Александр Германович сообщил, что вы готовы написать отказную от гранта и поездки в Германию.

– Я получила сегодня от Александра Германовича такое предложение, но готовности его принять не выражала. «Вот стерва!» – подумал директор о Лизе и сказал:

– Да, но ему вы сказали, что не рвётесь ехать в Германию…

– Не рвусь. Но и не отказывалась, я ведь ещё и предложения такого не имела.

– Елизавета, – директор нарочно упустил отчество девушки с целью придать разговору более доверительный тон, – ты – так он тоже назвал девушку с той же целью – не подумай, что твоя работа… твои изыскания, твой труд пропадут. Я…, институт создаст все условия для дальнейшей твоей деятельности, я даже повышу твой оклад.

– Уважаемый Максим Дмитриевич, – с лёгкой едва уловимой ухмылкой заговорила Елизавета, – повторюсь, вы хотите, чтоб я отказалась от того, чего не имею. Вы же ещё не предлагали мне ничего, ещё даже не было комиссии по моей работе. Я думала, что сегодня вы как раз объявите дату.

– Ну а если бы, предположим, вы получили такое предложение, могли бы вы отказаться от него в пользу… ну, скажем, Валерия Сергеевича?

Елизавета, знавшая, что директор хочет послать в Германию свою дочь, была удивлена, услышав имя Валерия. Она подумала, что Максим Дмитриевич изворачивается, называя Валерия вместо Марианны, ей стало как‑то неловко за директора.

– Александр Германович говорил, что вы хотите послать в Германию Марианну Максимовну, – заметила она осторожно.

– Да, Марианна едет. Но мне не хотелось бы отпускать её одну. Лучше было бы ей ехать с Валерием Сергеевичем – её женихом, а вернее сказать, даже мужем. Ведь через пару недель они поженятся, хотя это только формальность, они же уже живут вместе.

– Как Вы сказали, живут вместе?