Возвращение Арсена Люпена
– Ну что вы такое говорите! Ваш отец ни с кем не разговаривал. Ни с кем не виделся.
– Ни с кем чужим, но у них был посредник.
– Почему вы так думаете?
– Из‑за фотографии.
– Да это же ваш снимок!
– Мой, но я его ему не посылал. Я даже не знал о его существовании. Меня сфотографировали без моего ведома в амбрюмезийских развалинах, и сделал это, вне сомнения, секретарь следователя, то есть, как вам известно, сообщник Арсена Люпена.
– А зачем?
– Эта фотография служила паролем, с помощью которого им удалось заручиться доверием отца.
– Но кто же, кто проник ко мне в дом?
– Не знаю, ясно одно: отец попал в ловушку. Ему сказали, что я здесь поблизости, что хочу с ним увидеться в трактире «Лион д’Ор», и он поверил.
– Какая‑то ерунда! Как вы можете утверждать…
– Очень просто. Они моим почерком написали на обороте место встречи, смотрите: Д. Вал. – Валонская дорога; 3 км 400, трактир «Лион». Мой отец пришел, и они захватили его, вот как это было.
– Ладно… – потрясенный, бормотал Форберваль. – Ладно… согласен… пусть так оно и было… но все равно он не мог никуда выйти ночью.
– Он вышел днем, намереваясь дождаться вечера, чтобы ехать в трактир.
– Но, черт возьми, он же весь день просидел у себя в комнате!
– Хотите убедиться? Бегите в порт, Форберваль, и спросите у того, кто дежурил позавчера во второй половине дня… Но только поторопитесь, если хотите еще застать меня здесь.
– Значит, вы уезжаете?
– Да, первым же поездом.
– Как же так? Вы же не узнали… Не искали…
– Поиски закончены. Мне известно практически все, что я хотел узнать. Через час меня в Шербуре уже не будет.
Форберваль поднялся. Он ошеломленно уставился на Ботреле, затем, помедлив, взялся за фуражку.
– Идем, Шарлотта.
– Нет, – возразил Ботреле, – я еще хочу у нее кое‑что спросить. Пусть останется. Заодно и поболтаем. Я ведь знал ее совсем еще маленькой.
Форберваль ушел. Ботреле с девочкой остались в кабачке одни. Некоторое время они сидели молча. Официант унес чашки из‑под кофе.
Их взгляды встретились, и молодой человек очень мягко накрыл руку девочки своей. Она мгновение глядела на него потерянно, будто задыхаясь. И вдруг, уронив лицо на руки, зарыдала.
Ботреле не утешал ее, только спросил чуть позже:
– Ведь это ты все сделала, да? Ты была посредником? Ты принесла фотографию? Правда? А потом, позавчера, говорила всем, что мой отец у себя в комнате, хотя знала, что его там нет, ведь ты же сама помогла ему выйти?
Шарлотта не отвечала. Тогда он проговорил:
– Зачем ты это сделала? Тебе, конечно, дали денег… на ленты или целое платье…
Ботреле отнял руки девочки от лица, заглянул ей в глаза. Он увидел следы слез на несчастном личике. Милое девичье лицо! Но было в ее чертах что‑то тревожное, переменчивое, склонность уступать искушениям и готовность ради этого на все.
– Ну ладно, – сказал Ботреле, – дело сделано, не будем больше об этом говорить. Мне даже не нужно знать, как именно все между вами произошло. Скажи лишь только то, что будет полезно мне в моих поисках. Может быть, при тебе о чем‑то говорили? На чем его увезли?
– На автомобиле… я слышала, как они об этом говорили, – быстро ответила она.
– А по какой дороге?
– Этого я не знаю.
– Может быть, тебе запомнилось хоть слово, хоть что‑то, наводящее на след?
– Ничего… Правда, один из них сказал: «Не будем терять времени… завтра в восемь сам шеф позвонит нам туда».
– Куда это туда?.. Припомни… Ведь это было название города?
– Да… что‑то такое, похожее на Шато…
– Шатобриан? Шато‑Тьерри?
– Нет… нет…
– Шатору?
– Да, так… Шатору.
Но Ботреле уже не слышал последнего слова. Он вскочил с места и, не заботясь более о Форбервале, бросив девочку, изумленно глядящую на него, распахнул дверь и бросился к перрону.
– Шатору… Будьте добры, один билет до Шатору.
– Через Ле Ман и Тур? – осведомилась кассирша.
– Да‑да… Кратчайшим путем… Я буду там к завтраку?
– О нет!
– К обеду? К ужину?
– Нет, для этого вам надо было бы ехать через Париж… Парижский экспресс отходит в восемь часов… Вы не успеете.
Но Ботреле успел.
«Отлично, – думал он, сидя в купе, – я провел в Шербуре не более часа, но и этот час не пропал даром».
Он ни минуты не сомневался, что Шарлотта сказала правду. Она была из тех, кто в силу слабости характера неустойчив духом, способен на самые страшные предательства, но в то же время не чужды ей были и искренние порывы, и Ботреле заметил в испуганных глазах ребенка раскаяние за причиненное ею зло, горячее желание хоть частично что‑то исправить. Поэтому молодой человек был уверен, что Шатору – именно тот город, на который намекал Арсен Люпен, куда он должен звонить своим сообщникам.
Едва прибыв в Париж, он принял все меры к тому, чтобы избавиться от возможной слежки. Ботреле ясно осознавал важность момента: он шел по верному следу, что приведет его к отцу, и малейшая неосторожность могла испортить все дело.
Юноша зашел к одному из своих знакомых по лицею и час спустя, совершенно неузнаваемый, вновь появился на улице. Теперь это был англичанин лет тридцати, одетый в коричневый костюм в широкую клетку с короткими брюками. На ногах у него были шерстяные гольфы, а на голове красовалась кепочка. Толстый слой грима покрывал лицо, ставшее другим еще и из‑за короткой рыжей бородки.
