Взлёт и падение

Апрель

 

1 апреля

 

Если бы я знал, что, начиная с этого месяца все будет становится лишь хуже, то свернул бы назад или продолжил идти? Хотя…Учитывая, как в дальнейшем будут развиваться события, я скорее, не шел, а добирался вплавь, причем по‑собачьи, если ты все еще понимаешь мои шутки. Этот месяц начался, не так уж плохо, но закончился за упокой моей нервной системы. Я так устал к маю, что счел бы гильотину прекрасным подарком. Мы вновь затронули тему отношений, и я пожелал разъяснить, что моя излишняя прямолинейность обусловлена моей натурой. Что порой меня можно счесть грубым из‑за излишне резких суждений, и отсутствием, чего греха таить, такта, но все это непреднамеренно.

Я написал, что не умею поддерживать людей и, что, обычно, когда пытаюсь помочь, это куда больше походит на выговор, нежели на участие. Иной мог бы сказать, что я неотесанный чурбан, без капли сочувствия, но что ж поделать, коли я таков, какой есть и забочусь я так, как умею.

К счастью ты успокоила меня и поблагодарила за поддержку.

Савиньен: Конечно. Мы же друзья, даже если я чего‑то не одобряю, то все равно поддержу тебя.

И далее последовала череда шуток. Весьма посредственных, если хочешь знать мое мнение. И я не уверен, что ты действительно лишь прикалывалась.

Валенсия: Это я заметила.

Савиньен: Что не одобряю?

Валенсия: Одобряешь, но терпишь.

Савиньен: Принимаю такой, как есть.

Валенсия: Терпишь.

Мне это пришлось не по нраву. Одно лишь предположение, что ты можешь так считать, привело меня в ярость. Когда я зол, обижен или расстроен, я прибегаю к ехидным замечаниям, дабы скрыть истинные эмоции. Пассивная агрессия у меня, бывает, доходит до такого уровня, что становится активной.

Каждое мое слово включало в себя целую пинту яда, и любой, кто увидел бы мое выражение лица в тот момент, когда я строчил сие комментарии, вмиг бы помер от несварения.

Савиньен: Конечно, только и посматриваю на шкалу терпения и думаю, как от тебя избавиться. Сейчас, обожди, внесу в свой график поправки: Первым пунктом, как от тебя отделаться. Вторым, как не одобрить твое поведение. Третьим, как тебя достать.

Я понял, что мы стоим друг друга, когда прочитал твой ответ.

Валенсия: Поздравляю. Все выполнено. Можешь быть свободен.

Не знаю какая эмоция превалировала во мне в этот момент: Восхищение или возмущение.

 

2 апреля

 

До этого, еще в марте, мы обсуждали вирус, и я смирился с тем, что ты погрязла в панике, вместо того, чтобы принять новые условия жизни. Но сегодня ты, вдруг, сама написала, что завтра хочешь поехать гулять.

Савиньен: Так ведь тебе запретили.

Ты упоминала, ранее, что твои родные против того, чтобы шляться по улицам, лишний раз, будто это куда как более опасно, нежели твоя работа в кофейне.

Ты ответила, что никого не будет и, соответственно, никто не узнает. Я улыбался, хоть ты и не могла этого видеть.

Савиньен: Умная девочка. Я должен написать, что это плохая идея, но я горжусь тобой.

И я гордился. Я желал, чтобы ты преодолела свой неуместный страх. Я желал, чтобы ты действовала на свое усмотрение. Я желал, чтобы ты полагалась на свое мнение, а не слова других.

Валенсия: Хочу гулять. Хочу к парню.

Я скривился, как от зубной боли.

Савиньен: Знаешь, можно было ограничится первым предложением.

Упоминание твоего парня неприязненно кольнуло меня. О, как я презирал его. Как ненавидел. Как жаждал, чтобы ты его, наконец, бросила.

Ты прислала новое сообщение, гласящее лишь: «Хочу гулять» и на моем лице вновь расцвела улыбка. Мне не хотелось думать о тебе с ним.

Савиньен: Того и гляди сделаешь свои первые шаги в манипулировании. Ох, дорогая, я так горжусь тобой.

А я и не знал, что однажды это обернется против меня. Здесь, впору, использовать цитату: «Вы смеете использовать мои же заклинания против меня, Поттер?» Я рассказывал тебе про психологические трюки, к которым не единожды прибегал сам, приводил массу примеров и разъяснял, как и где, лучше использовать те или иные техники. Зря. Одному дай нож, и он использует его для чистки овощей. Второму вручи пистолет, и он воспользуется им в крайнем случае. А третьему, кастет всучи и тот отправится шпынять неугодных ему. О чем я? О том, что я прибегал к тем трюкам и техникам, когда возникала нужда. В твоих руках психология, превратилась в нечто столь низменное, что и думать страшно. В этом то и проявлялась твоя тлетворная натура. Ты губила все, к чему только прикасалась.

 

***

 

И тебя снова волнуют эти новости про вирус. Месяц едва начался, а я уже хотел встряхнуть тебя и заставить оглядеться по сторонам.

Валенсия: Поздравляю с миллионом зараженных.

Надо ли говорить, что мне было абсолютно безразлично на количество этих несчастных? Я сосредоточился на жизни. Ты на смерти.

Я не мог удержаться от ехидства.

Савиньен: Прелестно. Как отпразднуем?

Валенсия: Паникой и паранойей.

Вполне в твоем стиле. И дался тебе этот вирус? К чему эти опасения? К чему проверки числа заразившихся? Скажи, тебе это как‑то помогло? Ты лишь нервничала еще больше, в то время как я не терял самообладания. Я так часто, едва не расставался с жизнью, что закономерно стал относится к ее потере проще. Меня сотни раз чуть не сбивала машина, я часто падал, ударяясь головой, я пару раз тонул, я мог стать жертвой бешенных собак. Есть масса способов умереть и вирус пугал меня меньше всего. Больше всего я боялся сгореть заживо.

Я поразмыслил над тем, как бы тебя успокоить. Что мне такого написать, чтобы ты перестала забивать свою чудесную головку всякими ужасами? Наконец мой разум выдал идею.