Взлёт и падение
– Я не грустный, а задумчивый, ‑отрывисто ответил я, не совсем понимая, почему ты вообще подошла. Неужели у тебя не было иных дел? Я ненавидел, когда меня отрывали от рассуждений и твое вторжение воспринял враждебно, хоть и старался это не показывать.
– Кто грустит, тот трансвестит, ‑выпалила ты, и вдруг, подошла ко мне и ткнула пальцем в кончик моего носа.
Было бы преуменьшением сказать, что я был шокирован. Я отвык от подобных людей, как ты, вмешивающихся в личное пространство. Я не знал, как мне реагировать и что предпринимать. Оттолкнуть? Рявкнуть? Промолчать? Хотелось воскликнуть: «Какого черта?!», но я не желал тебя обидеть или показаться грубым. Поразительно, как мне было не плевать на чувства человека, которого я видел третий раз в жизни. А ты так и стояла напротив меня, каменным изваянием.
– Садись, если хочешь, ‑предложил я, но не из вежливости. Меня, отчего‑то, нервировало твое присутствие и, еще более, то, что ты стояла так близко.
Признаться, я желал, чтобы ты держалась подальше.
Ты села напротив и поблагодарила меня за пирожные. Это объясняло, по какой причине ты подошла, однако не давало ответ на то, почему ты осталась. Ты казалась пугающей. И я не мог отделаться от ощущения неправильности происходящего, начиная от твоего чудаковатого поведения и заканчивая диалогом, который был до того бессмысленным, что целесообразнее было бы просто молчать.
Ты отметила, что не любишь пирожные с масляным кремом и я воззрился на тебя с недоумением, поскольку, в тот раз ты говорила, что ешь все. Я счел такое несоответствие странным, однако промолчал, посчитав, что это не мое дело.
Некоторое время мы болтали о всякой ерунде, когда ты, вдруг, произнесла:
– Ты такой забавный, Савочка.
У меня пробежали мурашки от этой фразы, словно со мной общалась не девушка, а самый настоящий маньяк. Мне с трудом удалось сохранить лицо. Как тебе удавалось парой слов вызывать во мне такую бурю эмоций? Я не понимал самого себя.
В ходе нашей занимательной и безумной неловкой беседы я поделился с тобой тем, что имею множество заболеваний.
– Венерических? –невинно пошутила ты и, чуть позднее, извинилась за своеобразное чувство юмора. Я не стал говорить, что мой юмор столь же ужасен, как и твой, и соответственно тебе не нужно просить прощения.
– Такое красивое имя, ‑протянула ты, очевидно, решив меня добить окончательно, чтобы я уже не мучился.
В этот момент мне сбежать хотелось, как можно дальше, желательно в другую страну, лишь бы подальше от тебя. Я боялся. Я страшился. Я отказывался мирится с тем, что ты вызываешь. Твоя манера общения была непривычна, некомфортна и…нежелательна. Вот тогда‑то, думаю, я и понял, что надо сматывать удочки и медленно отступать, ибо попалась мне не какая‑нибудь миленькая рыбка, а настоящая акула, способная сожрать целиком и исторгнуть из себя изрядно пожеванные остатки, без признаков жизни.
Я был несказанно рад, когда ты, с сожалением, заявила, что тебе надо идти на пары. Я благодарил господа и всех известных мне богов, что ты уходишь. И, когда я уже хотел вздохнуть с облегчением, ты встала напротив меня, разведя руки в стороны. Сперва я не догадался, чего ты от меня ждешь. А ты стояла, и стояла, словно тебе никуда спешить и не надо вовсе. Тебе так нужны были мои объятья? Я терпеть не мог объятья от мало знакомых мне людей. И я, уж точно, не хотел обнимать тебя. В тот момент я мечтал оказаться от тебя, как можно дальше, а не так близко. И тем не менее я встал, не желая огорчать тебя отказом. Я подошел и обнял тебя, при этом ощущая себя ужасно неловко и некомфортно. Я задавался вопросом: «Что же ты делаешь со мной?» Почему я вновь иду на уступки, хотя вовсе не должен этого делать.
– Классный одеколон, ‑говоришь ты, отстранившись, и я чувствую, что мое терпение почти на исходе. Я смутился от этих слов и от тона, которым они были произнесены так, словно мне вновь было пятнадцать. И я презирал это ощущения бессилия, которое ты вызывала во мне.
– Спасибо.
Я выдавил это, едва ли не сквозь зубы, страстно желая, послать тебя к черту. Я заранее невзлюбил тебя за то, что ты заставляла меня ощущать.
Ты попрощалась со всеми в кофейне, и я с облегчением откинулся на спинку кресла, полагая, что мучения мои на этом кончились, однако радость моя была преждевременная. Дойдя до двери ты, неожиданно, обернулась и помахала мне рукой. Разве объятий было недостаточно? Тебя было слишком много. Когда ты, наконец, ушла, у меня начал дергаться глаз и, все чего я хотел, это не встретить тебя снова.
2020
Январь
Я сижу за стойкой, когда ты являешься, сменить нынешнего бариста. Ты, сперва, не обращаешь на меня внимание и я, мысленно, выдыхаю. Мне не хочется ни с кем общаться, и я думаю: «Как же мне повезло, что ты молчишь». Видимо я думал об этом слишком громко, поскольку вселенная, ехидно посмеиваясь, разрушила мой мыльный пузырь.
– Как дела? –внезапно спросила ты и я, погруженный в свои мысли, едва не упал со стула.
Признаться, я ненавидел, когда со мной общаются малознакомые личности. Я задавался вопросом: «Считает ли она, что мы друзья, и стоит ли мне, в таком случае, указать на ошибочность ее суждений?»
– Отлично, ‑ответил я и невозмутимо добавил, – Нашел могилу одной известной личности и загадал там желание, а как у тебя?
Мне доставило огромное удовольствие лицезреть шок на твоем лице. Я расплылся в широкой улыбке, ощущая себя, как нельзя лучше от столь глупой шалости. Изумление в твоих глазах стоило того, чтобы сюда прийти.
Мы беседовали некоторое время прежде, чем я решил уточнить твой возраст. Я тщетно убеждал себя, что мой вопрос продиктован исключительно вежливостью, а не личной заинтересованностью. Почему мне было так любопытно? Почему я хотел узнать тебя, когда клялся держаться подальше? Я чувствовал, что проигрываю сам себе и все еще пытался делать вид, что не сдался на твою милость. Каким же болваном я был в то время…
– Так ты младше меня, ‑протянул я, удивленный сим фактом. 18 лет. Ты выглядела старше своего возраста и, отчего‑то, мне показалось это забавным.
– Младше? –уточнила ты, препарируя меня взглядом, – Тебе сколько?
– 19
И разница эта, по сути своей пустяковая, виделась мне такой значительной. Я никогда не реагировал так прежде. Я не придал значение тому волнению, что меня неожиданно обуяло от осознания того, что я старше, пусть немного.
– Савочка, ‑начала ты ласковым тоном, похожим на тот, что я прежде слышал от тех исключительно прелестных дам, что отвешивали мне, целительные подзатыльники, – Ты, конечно, любимый клиент и все такое…
– Но?