Взлёт и падение

Свидание прошло, не так уж и плохо, однако мои мысли то и дело возвращались к тебе. Когда она обняла меня я понял, что меня держат не те руки. Я мечтал не о ее объятьях. Я хотел, чтобы на ее месте была ты.

Тем же вечером, пребывая в смешанных чувствах, я написал своему лучшему другу. И я выдал ему то, о чем с трудом признался себе и то, о чем никогда не сказал тебе.

– Я поймал себя на мысли, что с Валенсией я бы согласился поцеловаться, а с ней нет.

Стоит уточнить, что, когда ты сказала про поцелуй на одну, крошечную секунду, я был готов согласится, но затем ты перевела все в шутку и мне оставалось лишь подыграть. Полагаю, часть меня не просто была согласна. Часть меня жаждала этого.

Мой лучший друг ответил, на сие, следующее: «Это лишь доказывает, что Валенсия тебе ближе всего. Ты ищешь в человеке то, что тебе нравится посредством сравнения с самым лучшим для тебя».

Тогда я успокоился, поскольку был рад обманываться, но мою бессознательную часть его слова нисколько не убедили. Он был прав в том, что ты ближе всех для меня. В последствии это не раз возмутит моих друзей. Я поставил тебя выше прочих. Выше тех, с кем дружил годами. Выше тех, кого знал с детства. Выше своей лучшей подруги и лучшего друга. Ближе всех мне оказалась ты, которую я знал, всего‑то, несколько месяцев. И он, и я не ведали лишь то, что бессознательно именно ты и казалась мне лучшей. Я никого не искал, потому что счел, что все нужное нашел в тебе. Моя слепота и игнорирование собственных чувств еще выйдут мне боком.

 

17 марта

 

Иногда у меня случались внезапные сдвиги, и я говорил о своих чувствах. Но это случалось крайне редко и, я все еще не знал о том, сколь они велики.

Савиньен: Что‑то начальство не сильно меня любит. Скорее наоборот.

Валенсия: Ой, начальство. Тю. Я люблю.

И может это были лишь слова, за которыми ничто не стояло, но я был рад и этому. Как пустынная и засушливая земля радуется каплям дождя, так и я радовался простому: «Люблю», если оно напечатано тобою.

Савиньен: Я тебя тоже люблю.

И пока я видел в этом дружбу, но и впрямь любил тебя. За моими словами стояло: «Я люблю тебя, я забочусь о тебе, я желаю проводить с тобой время». Что стояло за твоими я судить не вправе, поскольку не имею об этом ни малейшего понятия.

 

19 марта

 

Ранее мы гуляли по кладбищу, а сегодня ты написала, что у тебя исполнилось желание. Я ответил, что рад за тебя и это действительно так.

Савиньен: В следующий раз обязательно покажу другие могилы, где сбываются желания. Романтика.

Валенсия: Заведешь и зарежешь.

Я напечатал то, что можно охарактеризовать шуткой, которая вышла из‑под контроля.

Савиньен: Ой, и зачем? Знаешь игру: поцелуй, убей, женись? Так вот я б скорее, в твоём случае, выбрал поцелуй. Даже не проси твоего убийства. Возможно только за деньги.

В своем ли я уме, чтоб писать подобные вещи тебе? Без понятия. Как можно было в одном диалоге написать и про романтику, и про то, что я бы выбрал поцелуй. Должно быть рассудок в тот момент меня оставил.

Хотя…Правильнее сказать, что рассудок оставлял меня почти всегда в те мгновенья, когда рядом была ты. Когда дело касалось тебя мой разум становился моим худшим врагом, предательски сбегая в закат.

Это была очень странная дружба, поскольку мне бы и в голову не пришло ляпнуть о поцелуе кому‑то из других своих друзей. Я бы не выбрал поцелуй с лучшим другом или с лучшей подругой. Я бы отказался с ними играть в такую игру, в принципе. Мое мышление безвозвратно улетело в стратосферу. В особенности оно мне отказывало в те моменты, когда ты писала нечто милое, заставляя меня медленно умирать от изобилия эмоций. Например, в один из дней я выдал нечто, воистину гениальное.

Савиньен: Я разлюбил твою коллегу, а не тебя.

Валенсия: У меня нет твоих коллег, среди знакомых, но все равно люблю тебя.

Как, прикажите, запирать чувства на замок, если их решетка постоянно подвергается нападкам. Я виню тебя в том, что ты сделала со мною. Тебе то, должно быть, сложно вообразить, как на меня влияли твои слова. Какую бурю внутри они вызывали. И, как сложно, мне было взять себя в руки. Я считал, и продолжаю считать, что наши чувства лишь наши, и мы не вправе навязывать их другим. Моя любовь к тебе была и остается лишь моей, и нельзя злится на то, что смотрели мы на это по‑разному.

 

23 марта

 

Я зашел в кофейню, по обыкновению обнял тебя и, расчувствовавшись от встречи, поцеловал в щеку. Я этого не планировал. Мое тело сделало этот выбор за меня. Мне стоило спросить разрешение, но я не успел, даже обдумать это, как незримая сила толкнула меня на этот шаг.

– Ты что? –улыбнулась ты и добавила шутя, – Нельзя же.

Ты намекнула на то, что ты, все‑таки, находишься на работе.

– Ты сейчас не за кассой, ‑напомнил я.

– Тогда ладно.

Я обернулся на твою коллегу, наблюдающую за нами и понял, что не могу прямо высказать ту мысль, что посетила мою голову.

– Кто б мне говорил, ‑протянул я с ехидцей, – Ты мне что вообще предлагала.

Ты поняла намек. Ты знала, что я имею ввиду то, как ты сказала, что могла бы меня поцеловать и тут же пошла на попятный. Я не забыл об этом.

 

26 марта

 

Многие заведения стали закрываться на карантин, и мы обсуждали, как будем видеться в этих обстоятельствах. Обычно я являлся на твои смены в кофейне, чтобы торчать там так долго, как только смогу.

Савиньен: Если не будете работать, то пойдем гулять.

И тут же отправил следующее сообщение, понимая, что лишил тебя выбора.

Савиньен: Даже не спросил…

Ты вдруг выдала то, отчего я выпал в осадок.