Я буду любить тебя всегда

– Ну, так и иди к своей Любке. Пусть она тебя ублажает, а заодно и других, раз тебе нравятся такие женщины, а мне все это надоело. Ты мне надоел со своими пьянками и со своей любовницей. Я все терпела, все ждала и думала, что ты снова станешь таким, как прежде, но нет, ты становишься только хуже: реже бываешь дома, вечно пьяный, меня совсем не замечаешь. Лучше бы мне умереть во время родов, чем видеть все это, – эту глупость она сказала, не подумав.

– Хочешь сдохнуть? Так я тебе это устрою. – И Сергей бросился на Надю с кулаками.

Женщина, не устояв на своих больных ногах, упала прямо в дверном проеме, где и стояла, а озверевший муж стал пинать ее ногами. От злобы и несдержанности он оскалил зубы, а изо рта брызгала слюна. Он бил и оскорблял Надю, снова бил и оскорблял. Беременная женщина кричала от боли, пытаясь руками прикрыть то живот, то голову, а он продолжал ее бить и оскорблять:

– Сука! Сука! Всю жизнь мою испоганила.

– Да что же ты делаешь, изверг? Ведь убьешь ее и дитя убьешь! Ей ведь рожать скоро. – Мария Петровна пыталась защитить дочь. Женщина набросилась на зятя и стала оттаскивать его от дочери, но мужчина наотмашь ударил и ее. Сергей нанес еще несколько ударов Наде, и лишь когда выплеснул всю свою злобу, хлопнув дверью, вновь отправился к своей любовнице.

Надя лежала на полу без сознания. Мать на четвереньках ползла к дочери и умоляла:

– Доченька! Наденька! Родная моя, очнись, не смей умирать. Слышишь, не смей!

– Мама! – Надя приоткрыла глаза и вновь провалилась в беспамятство, где было темно, но не было боли, жестокости и измены.

Мать, положив голову дочери себе на колени, рыдала от отчаяния и безысходности.

Оставив истерзанную жену в доме тещи, мужчина с грохотом ворвался в дом любовницы. Услышав шум, Люба накинула халат на голое тело и вышла навстречу гостю. Перед ней стоял испуганный и потерянный Сергей.

– Я, кажется, убил Надьку! – только и сказал он.

Люба вскрикнула, услышав это признание:

– Как убил?

– Не знаю. Взбесила она меня, вот я и сорвался, – продолжал злиться мужчина.

– Сереженька, что же теперь будет? Тебе надо бежать, спрятаться где‑нибудь.

– Глупая ты баба, Люба. Куда бежать? Не побегу я никуда. – Сергей, хоть и был еще под действием алкоголя, но размышлял здраво. – Беги к председателю, пусть звонит в милицию.

– Как же так, Сереженька?

– А вот так. Беги, дура! Я буду здесь ждать, – неуверенно, но все же твердо сказал Сергей. Люба, накинув шаль на плечи и осознавая, что теряет своего любимого, помчалась к дому Терентьева.

Выслушав Любовь Андреевну и узнав о трагедии в доме Марии Петровны, председатель тут же бросился к домику на окраине. Распахнув настежь двери, он обнаружил двух женщин: одна, совсем юная, и на последнем месяце беременности, лежала на полу, другая – ее мать, сидела, обняв дочь и рыдая от горя.

– Мария Петровна, – обратился Терентьев к обезумевшей от горя женщине. Но она не реагировала на слова, продолжая обнимать дочь. – Маня, милая, да приди же ты в себя. – Иван Петрович был не в силах сдерживать свои эмоции. Он пытался поднять женщину, но она никак не хотела отпускать дочь.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента