Я тебя спасу
– Естественно. Там уже два кэ лайков, репостов и комментов.
– Что?
– Ну, две тысячи человек отреагировали. Это нормальный отклик.
– Понятно. Идём. Сейчас каток обходим, я вызову ребят, они вас сменят.
– Не, не, – запротестовала Марго. – Я в деле!
Костик молча переминался с ноги на ногу. Только сейчас Дашичев заметил, что у парня подвёрнуты штанины, из‑под которых выглядывает полоска покрасневшей голой кожи. «Твою мать! Сейчас ещё и этот обморозится», – зло подумал Григорий и полез в карман за телефоном.
***
Ветер штурмовал окна, подвывал в вентиляции. Что‑то металлическое громыхало на незастеклённом балконе соседей. Уже час температура держалась на минус двадцати трёх. Аномальный холод выстуживал улицы, оседал на капотах машин колючим инеем.
В каждой комнате, в прихожей и на кухне горел свет. Как будто иллюминация могла помочь Кате вернуться. Виктория сидела на кровати дочери, крепко прижимая к себе большого пушистого медведя.
Два ночи. Электронные часы в серебристом корпусе не тикали, но неумолимо отсчитывали время. Вика знала, что когда‑нибудь её дочь будет гулять ночи напролёт, пропадая с друзьями, встречая рассветы с любимым мальчиком. Что материнское сердце каждый раз будет волноваться. Что они с Семёном будут притворяться спящими или делить тревогу за подросшую, ставшую самостоятельной Катю. И когда‑нибудь Катя совсем уйдёт от них, заживёт своей жизнью.
Но это случится позже. Пока Катя – маленькая девочка, которая должна спать в своей кровати, обнимая большого мягкого медведя. В тепле, в свете ночника, разметав по подушке светлые волосы.
Покрасневшие от слёз глаза посмотрели в незашторенное окно. Где‑то там Семён и ребята‑волонтёры обходят дома и улицы, ищут Катю. А она вынуждена сидеть в квартире. Беспомощность отбирала силы, выматывала душу. Нужно было что‑то делать.
– Я по поводу заявления, – голос осип, Вика сама с трудом его узнавала. – Катя Смирнова. Вы её ищите?
Женщина позвонила в полицию.
– Патрули получили все данные, – ответил дежурный.
– И они её ищут?
– Ищут.
Что она хотела услышать от дежурного? Что Катю нашли, но почему‑то до сих пор ей не сообщили? Вика отложила телефон, погладила подушку дочери. Слёзы покатились по щекам.
***
– Надо возвращаться, – сказал Бес.
– Но…
– Надо возвращаться, – повторил поисковик. – Мы уже далеко отошли от площадки. Если она двигалась пешком, то не могла уйти так далеко в такую погоду. Мы идём не в ту сторону.
– А если Катя в том дворе? – Семён кивнул на другую сторону улицы.
– Мы должны вернуться и взять машину.
– Катя замёрзнет, пока мы будем туда‑сюда ходить! Надо идти дальше, – Семён попытался сделать шаг, но Бес его удержал.
– Ты чем дочери поможешь, если сам обморозишься? Мне придётся всё бросить и вызывать «скорую» тебе. Это минус время и минус возможность для Кати. Ты понял? – он встряхнул взволнованного Семёна так, что у того клацнули зубы. – Понял?
Смирнов неуверенно кивнул и крикнул во всю глотку, срывая голос:
– Ка‑тя!
Глава 2
Вода была слишком горячей. Галя посмотрела на свои покрасневшие руки. Она держала разделочный нож и губку, розовая пена заполняла раковину и утекала в слив. Продолжая смывать кровь с лезвия, Галина пыталась вспомнить, что она готовила. Память играла злые шутки.
Последнее, что Галя помнила точно, – это перекошенное от злости лицо мужа. Искажённые черты давно нелюбимого человека, который не вызывал ничего кроме панического страха и жалкой, постыдной зависимости.
Нет, Тенгиз не всегда был таким, как сейчас. Когда они только‑только познакомились в случайной большой компании, он красиво ухаживал. Дарил огромные букеты и галантно открывал дверцу машины. Галя чувствовала себя принцессой. Она светилась от счастья, а все подруги ей завидовали.
Да, Тенгиз чуть старше. Да, он мужчина с восточной кровью и другими традициями. Но в его огромных карих глазах, в которых на свету появлялись золотые искорки, Галина видела только обожание. «Я буду самой верной, самой хорошей женой» – думала девушка, принимая предложение. И они поженились через полтора месяца после знакомства.
А вот свадебное путешествие было омрачено первой ссорой. Галя в белом, довольно скромном купальнике вышла на пляж, принадлежащий отелю. Пышные формы тут же заметили и оценили красноречивыми взглядами мужчины. Тенгиз оценил эти взгляды. Он крепко взял молодую супругу за руку, чуть выше локтя и поволок в номер. Не говоря ни слова, мужчина, продолжая её удерживать, ударил по лицу:
– Шлюха!
На скуле и предплечье появились первые синяки. Тенгиз, конечно, извинялся, умолял его простить, стоял на коленях. Клялся в любви и плакал, положив голову ей на колени. Галя простила.
Даже сейчас на её руках были ссадины. Женщина аккуратно вытерла нож сухой тряпкой, вставила его в подставку. Розоватая пена втянулась в слив. Галя сосредоточенно вымыла раковину и насухо её вытерла. Нельзя чтобы оставались разводы или следы от высохших капель. Она выжала губку, развернула дозатор флакона моющего средства в правильную сторону. Машинально поправила полотенце, смахнула с крана повисшую капельку. Тенгиз будет доволен.
Из детской донеслось хныканье Софии. Сердце Галины сжалось – Тенгиз хмурится, когда дочь начинает плакать. Женщина развернулась от мойки и пришла в ужас. На полу кухни всюду валялись обломки разделочной доски. Самый крупный кусок, та часть, где вырез ручки, лежит пол обеденным столом. И на всех щепках кровь!
Упав на колени, Галя спешно начала собирать щепки, загоняя занозы. Если Тенгиз это увидит, ей будет плохо! Как такое вообще могло произойти? Почему в голове нет никаких воспоминаний?
София продолжала хныкать. Ещё более требовательно. Материнское сердце рвалось к ребёнку. Сейчас Тенгизу надоесть слушать плачь, и он что‑нибудь сделает с крошкой. Его нелюбовь к дочери началась задолго до её рождения, сразу после первого УЗИ, когда врач объявила пол.
– На аборт пойдёшь, – сказал Тенгиз.
