Я тебя спасу

– Не знаю, – Галина пожала плечами. – Нормальное, наверное.

Внешне женщина выглядела удивительно спокойно, но Скочилова понимала, что это просто шок. И скоро он пройдёт, уступив место либо истерике, либо агрессии, либо раскаянию.

– Это ведь я его? – спросила Галя, впервые посмотрев следователю прямо в глаза.

– Вы не помните?

– Нет. Мы ругались, – от воспоминаний она как‑то сжалась, втянула голову в плечи, чуть сильнее прижав к себе ребёнка. – А потом я уже мыла нож…

– Вы часто с мужем ругались? Или это первая ссора?

Галина опустила глаза в пол. Домашняя футболка с короткими рукавами давала ответ – руки женщины «украшали» синяки. Свежие – тёмно‑фиолетовые, характерные отпечатки мужской пятерни. Давнишние – бледно‑жёлтые. Когда Галя поворачивала голову в сторону коридора, где санитары упаковывали мёртвое тело в чёрный пластиковый мешок, становилась видна проплешина в волосах.

– Он вас бил. Систематически и сильно, – сказала Анна. – Почему именно сейчас вы решили за себя постоять?

– Анна Валерьевна, можно вас на минуточку? – позвал её из коридора майор Дмитриев.

– У вас есть с кем оставить ребёнка? – кивнув майору, спросила следователь.

– Маме. Мама, наверное, её возьмёт. Я… вы же меня арестуете? Я ведь убила, – Галина всхлипнула.

София, тонко почувствовав состояние матери, скуксилась и начала плакать.

– Анна Валерьевна! – снова позвал Дмитриев.

– Звоните, – посоветовала Скочилова, поднимаясь с кресла.

Анна передала женщине стационарный телефон. Галина на автомате отшатнулась от аппарата, оказавшегося рядом с её лицом. Но быстро взяла себя в руки и принялась набирать номер.

– Что случилось? Нашли свидетелей? – следователь смотрела на полицейского снизу вверх.

– Вы в своём уме? Вы зачем ей версию подсовываете? – злым шёпотом спросил Дмитриев, проигнорировав вопросы Анны. – Она убила. Точка. Возбуждайтесь по «убийству», ставьте себе «галку» в отчёт – и отписывайтесь.

Анна внимательно выслушала майора, глядя прямо в его недовольное лицо. Если бы не хмуро сдвинутые густые брови, неровно сбритая щетина, и немного косящий правый глаз, майора Дмитриева можно было бы назвать симпатичным. Даже тонкий шрам, тянущийся по подбородку вверх до нижней губы, его не портил. «А ещё он мог бы молчать», – подумала следователь.

– Значит так, Александр Борисович, – спокойно, насколько это возможно, произнесла Анна, – указывать мне по какой статье «возбуждаться» не ваше дело. В рамках следственно‑розыскного процесса вы у меня в подчинении и выполняете то, что я вам говорю. Надеюсь, вы это понимаете. А если нет, то вашему начальству стоит отправить вас на какие‑нибудь курсы.

Дмитриев скрежетнул зубами. Эта следачка – просто сука! Вечно разговаривает через губу, как будто опера – тупые чурбаны; собаки, которые понимают только команды. Что она вообще о себе думает?

– Да тут же всё понятно! Что резину тянуть? – продолжал возмущаться майор. – Она его забила доской и ножом. Всё. Вину не отрицает.

– И мотив, конечно, «внезапно возникшие неприязненные отношения»? – сыронизировала Скочилова. – Он её лупил, на ней живого места нет. Я буду настаивать на судебно‑медицинской экспертизе. Думаю, найдём сросшиеся переломы.

– Господи! Ну стукнул муж жену разок, а она ему ножом по шее! Это неадекватный ответ.

– Вы его видели? – Анна указала на дверь, куда только что вышли санитары, едва тащившие мешок с трупом. – В нём, наверное, центнер веса. А в ней от силы шестьдесят.

– Могла бы сбежать. Ноги же он ей не связывал?

– Понятия не имею, но обязательно выясню, – пообещала Анна. – А теперь, идите и займитесь поквартирным обходом. Ссоры, скандалы, отношения в семье, поддерживали общение с соседями, кто приходил, когда, водили ли компании. Работайте. Надеюсь, с этим проблем не возникнет?

Майор набычился. Эта пигалица его учила работать. Да пока она отсиживала задницу в своей академии, он уже закрывал клиентов пачками!

Анна, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла к Галине.

– Вот же сучка! – прошипел Дмитриев, выходя из квартиры.

***

В свой кабинет Анна вернулась через три часа. Сначала пришлось дождаться мать Галины. Маленькая сухонькая женщина первым делом кинулась к дочери. Она трогала Галю, поглаживала, осматривала.

– Что он с тобой сделал? Что он с тобой сделал, детонька? – причитала женщина. – Почему ты не ушла? Я ведь всегда тебя ждала.

Потом были слёзы. София никак не хотела идти на руки к бабушке, которую практически не видела. Малышка плакала, плакала Галина и её мать. Анна бегло проверила, чтобы в квартире всё оказалось выключенным.

– Пройдёмте, – грубо сказал Дмитриев, подталкивая Галину к оперативникам.

Большой шумной толпой они спускались по подъезду. Скочилова точно знала, что сейчас за процессией наблюдают через глазки соседи. «Интересно, где они были, когда он её бил»? – подумала следователь.

– Извините, – мать Галины тронула Анну за рукав.

– Да, – остановилась следователь.

– На сколько Галю посадят?

– Не хочу вас обнадёживать, – осторожно сказала Анна. – Я буду настаивать на самообороне. Но будьте готовы к тому, что всё может пойти по плохому сценарию и Галине светит реальный срок. Это до восьми лет тюрьмы.

Женщина всхлипнула, прижала к себе только затихшую внучку. Анна проследила, чтобы их усадили в подъехавшее такси. Галина смотрела на родных через окно полицейского УАЗа, прижавшись к грязному стеклу лицом.

– Ну и зачем? – спросил майор Дмитриев.

– Что «зачем»? – не поняла Анна.

– Зачем вы сказали бабке, что её дочь возможно не посадят? Это ж неправда. Восьмёрку она точно себе подцепила.

– Не точно, – парировала Анна. – Ещё не было экспертизы.

– Это всё слова. Она прикончила мужа и должна сидеть.

– Он её систематически бил. Она просто защищалась. Мы, Александр Борисович, это уже обсуждали.

– Да вы тупо оправдываете убийство, Анна Валерьевна, – сквозь зубы прошипел майор. – Чё, мало случаев было, когда жена мужа убила, а потом начинала ныть, что он её избивал? Если так херово ей жилось, то могла бы вещички собрать и свалить.

– А вы, я смотрю, большой знаток семейных отношений? Или, наверное, защитили кандидатскую по абъюзивному поведению?

– Вот только не надо всеми этими модными словечками прикрывать вашу бабскую солидарность, – скривился майор.