Замок Альбедо

Она никогда не говорила ему, что любит его… Это была странная мысль – несвойственная ему, уж слишком сентиментальная – пусть и нейтрально окрашенная, скорее из категории нерешенных вопросов. Даже он говорил – искренне, не в виде громкого признания или так, как обычно говорят на прощание или небрежно – но как аргумент, как тезис в диалоге.

Кажется, его, и правда, развезло от всех этих последних событий, ранения и перелетов. Какая, к черту, разница, говорила или нет – если он и так знает, что она его любит.

Ричард уснул практически сразу, Александра еще какое‑то время лежала рядом, глядя на блики света, перемещающиеся по бежевой стене напротив кровати. Побег, ранение, опять загадки, опять этот Цирк…

Александра ненавидела Цирк – за то, что они сделали с Ричардом, за то, что продолжали делать – пусть и теперь у него был иммунитет к их манипуляциям и промыванию мозгов.

Он был инструментом – пластиковой куклой в пластиковом домике, с постановочными декорациями и гениальной – в своей циничности – режиссурой. За высокопарными словами о долге и чести, зле и добре, хаосе и порядке скрывались обыкновенные людские мотивы – пусть и уровнем влияния чуть ниже божественного.

Проблема была не в том, что Ричард и его коллеги служили сильным мира сего, вовсе не добру и порядку – а в том, что абсолютное доверие и беспрекословное выполнение приказов превращало их из людей в мясо. Мясо профессиональных лжецов и обольстителей, дорогая в обслуживании, но, все же, вещь, высококлассные специалисты – верные псы, регулярно приносящие трюфели.

Когда они только познакомились, Ричард показался ей пустой оболочкой, она не знала, что он шпион – но видела, что он притворяется – искусно, так, что никто никогда не догадается… Но она почувствовала, что он врет. Он смотрел на нее своими прекрасными голубыми глазами, он ходил за ней по пятам, не навязываясь, но предлагая – и оказывая помощь – в решении проблемы… Им самим созданной проблемы – чтобы она бросилась к нему в объятия, ища защиты.

Цирк посчитал писательницу Стеллу Фракта опасной – из‑за набравшей популярность художественной книги об алхимии – и популяризации секретов сообщества Поэтов. Цирк никогда не поймет, что нет никаких секретов – есть лишь уровень вовлеченности в великое делание, уровень понимания и доверия – себе и всем символам, которые ведут алхимика на протяжении жизни к предназначению.

Британская разведка слишком рациональна, чтобы поверить, что нигредо, альбедо, цитринитас и рубедо – не просто слова и волшебный рецепт, это очевидные ключи и процесс, описывающий любую задачу.

Когда мир Ричарда начал рушиться – вовсе не спрашивая его позволения для этого – он вдруг понял. Он перестал быть куклой с широкими плечами, упругой задницей и сухим прессом – но без души; он больше не смог развидеть то, что увидел.

Он всего лишь понял, что никогда себя не знал – а когда пришло время выбирать, ему было выбирать не из чего. Он вдруг понял, что его обокрали – когда забрали его личность, но дали взамен десятки других биографий – и их было все равно недостаточно.

Никогда не будет достаточно комплектов гардероба – даже самых изысканных – если в своей собственной коже ты никогда не бывал – и не знаешь своего собственного отражения.

Ричард вспомнил, что он кто‑то, помимо своих личностей под прикрытием и миссий, только когда влюбился. Александра сама понятия не имела, что влюбится – еще год назад она вот так же лежала рядом с ним и ждала, когда, наконец, этот странный тип уйдет – потому что Ричард Норт был во всем идеальный и правильный, но от него веяло пустотой.

Он выдал себя сам – она даже особенно не старалась. Она просто позволила ему вовлечься в ее игру, в ее приключение, увидеть мир ее глазами – и в итоге получила агента британской разведки с потрохами.

Она полюбила его, когда он перестал притворяться и прятаться за масками. Когда он признал, что ничего не понимает – и попросил ее помочь. Когда он сбросил свои искусственные личины и пришел голый, немного испуганный собственной наготы, растерянный с непривычки – без суфлеров и страховки.

Он побывал в аду – и не один раз. Он стал Поэтом – и наблюдал, как рушится все вокруг, как все, за что он цеплялся, все, что составляло его реальность, забирают у него… Он прошел первый этап великого делания – нигредо, – и теперь ему предстояло строить заново свою новую реальность, реальность алхимика, свой замок альбедо.

Ричард нетерпелив… Он привык, что у него все получается с первого раза. Он привык, что люди покупаются на его обезоруживающую улыбку и сладкую внешность, он все еще по привычке делает глаза котенка и крутит задницей, когда хочет что‑то получить. С Александрой это не работало… Она иногда задумывалась, было ли это причиной его влюбленности, привязанности, одержимости – когда она просто не замечала его, не велась на его уловки, не реагировала так, как он ожидал.

Это неважно. У них много общего – больше, чем просто совместимые травмы, создающие сильные связи. У нее ужасный характер – и не самая спокойная жизнь… У него – цирковой поводок на шее, который, пусть и уже не звенит цепью, не впивается шипами и не душит, но не дает далеко уйти.

Он не избавится от поводка – потому что это не только его работа, но и ремесло, в котором он хорош, как никто другой.

Он может быть кем угодно – и в этом его воплощение. Он создает миры – через себя, живет в искусственной реальности, вовлекая в нее других – как настоящий Поэт.

Александра смотрела, как дрожат длинные ресницы, как поднимается и опускается грудь под углом одеяла, которым она накрыла его спящего.

Сейчас миру по имени Ричард Норт угрожает опасность – и что бы это ни было, она найдет это. Уничтожать или нет – Ричард решит сам.

 

6. Мир

 

[Япония, Токио, Тюо]

 

Ричард проснулся, когда солнце уже село. Он был в номере один, накрытый одеялом, за окном пестрели огни Токио с высоты небоскреба. От неловкого движения бок тут же пронзило болью, он морщился, садясь вертикально на кровати.

Рядом с ним, на пустой половине постели, лежала карта таро. Мир – из колоды Райдера‑Уэйта‑Смит, с полуобнаженной девушкой в центре, в окружении четырех персонажей: юноши, хищной птицы, льва и быка.

Александра оставила ему послание – и наверняка сейчас гуляет по вечернему городу или ужинает где‑нибудь… Ричард тоже был бы не против перекусить, он не мог вспомнить, когда что‑то ел, в самолете ему кусок в горло не лез.

Приближающиеся по коридору шаги он мог узнать из тысячи, когда дверь номера отворилась, он по‑прежнему сидел на кровати, с картой в руке, с углом одеяла на бедрах.

В руках Александры был контейнер.

– Суп? – заявила она с порога.

Ричард хотел улыбнуться, но еще больше задумался, и лишь кивнул.

– Потом устроим брейншторм, – продолжила она. – Расскажешь мне, кто все эти люди.