Завше блиско
Северина могла удивиться стократ сильней, если бы узнала, что, возможно, секрет был не один. Их насчитывалось около двух!
Глава 4. Сядем в круг
Ничего отцу Северина так и не рассказала, а вот блокнот пополнился несколькими страницами. Накопилось столько эмоций и чувств, что у Лисы даже стали выскакивать стихи. Сначала просто по четверостишию, как говорят мэтры рифмы, – тяп‑лять, лишь бы написать. А потом она даже засела на любимой иве и родила крупным почерком целую страницу, посвящённую маме, – может, она там с неба разглядит.
На сердце полегчало. Значит, разглядела. И похвалила, и прижала к груди, и нежно‑нежно поцеловала… Почти как пани Верча недавно.
На следующий день учительница, кстати сказать, слово сдержала и поговорила со Сметаной‑старшей. Как и ожидалось, сошлись на том, что девчонки просто не будут замечать друг друга, – худой мир лучше войны.
Сметана‑младшая на урок не явилась. Учитель подсадил забывшего учебник Нуличека к Севе, но она не слушала тарахтения ни географа, ни дружка‑перекати‑поле, а прилипла к окну: там внизу, у дороги, Сметана‑старшая отчитывала дочь. Сева никогда не видела раньше мать Каи, только слышала от Каджи, что отец девочки давным‑давно ушёл из семьи и мать заводила себе новых мужиков, но они не приживались надолго.
Волосы женщины были ровно зачёсаны назад и ложились на голые плечи; топ еле дотягивался до юбки, которая из последних сил старалась прикрывать коленки. Макияж бил в глаза даже издалека.
Сметана‑старшая пренебрежительно бранила дочь, а та послушно потупилась и в паузах пыталась оправдаться, то заламывая руки, то прикладывая их к груди. Но женщина не слушала, перебивала и только сильнее злилась. Она скандалила так, будто дочь была незнакомой тёткой да к тому же вылезшей из постели её мужика. Время от времени женщина сбавляла тон и оглядывалась по сторонам, но, никого не заметив, снова по полной налегала на связки. От такого ора уже и младшая стыдливо проверяла: не смотрел ли кто, и покорно продолжала выслушивать, какая она плохая и размалёванная дворовая девка.
«Непутёвая!» – смогла разобрать Сева. «Убила бы!..»
Кая жалостливо схватилась за рукав маминой кофточки, но та жёстко одёрнула дочь и жестом поставила между ними барьер. Бедная девчонка заплакала, то и дело порываясь приблизиться, но женщина упорно её отталкивала.
Сначала Сева пресыщалась чувством мести за недавнюю драку, но спустя несколько минут сердце у неё дрогнуло. Как же это походило на их с отцом отношения.
Выдохнувшись, Сметана‑старшая залезла в нагрудный карман младшей, вытянула оттуда все деньги и демонстративно влепила под нос дочери дулю. Чтобы поставить последнюю точку в разговоре, старшая замахнулась, а девочка в страхе закрылась руками.
«Ух, зараза! Зачем я тебя родила…» – выпалила женщина, запрыгнула в машину и рванула с места.
Кая так и осталась стоять в пыли возле дороги. В исступлении девочка облокотилась на старый вяз. Она выглядела жалкой: тени потекли, прическа растрепалась; да тут ещё и рюкзак, как нарочно, соскочил с плеча и плюхнулся на землю. Кая хотела заехать по нему ногой, но промахнулась и лишь слегка чиркнула подошвой. Она злилась на себя за слабость, но от этого становилось только больше слёз.
– Ого! – Каджа увидел сцену на улице. – Ну ты коварная, Ринка, там такое творится, а ты молчишь. Глядите, Кая ревёт! – радостно завопил он в сложенные рупором пальцы, и класс, несмотря на недовольство учителя, метнулся к окнам.
По комнате прокатилось удивлённое мычание. Марек сразу закопошился: хотел побежать на улицу и успокоить подругу, но, столкнувшись с волчьим взглядом Дубека, Млувка осел обратно в стул.
– Поглядите на неё, колбаса обиженная! – не мог нарадоваться Нуличек, и тут же сзади получил от Алеша крепкий подзатыльник.
С каждым днём листья теряли соки, но прибавляли в цвете. Светлые, бездождливые дни держались бодрячком и до сих пор не подпускали тяжёлых туч. Северина радовалась погоде; чаще и чаще она оставляла душную квартиру ради панорамной ивы. Делать уроки там было гораздо приятнее, что приносило и достойные отметки в школе. Осень не могла не нарадоваться, глядя на своё отражение в ручье, дивясь только умильному дрожавшему в воде человечку с рюкзаком. А как не удивляться, до чего эволюционировали верблюды – отстёгивающийся горб! Это же… это так же поразительно, как за баснословную сумму съесть ласточкино гнездо[1] – но с кусочками курицы вместо стрижат (осень видела такое через окно пекинской кафешки). А вот в верблюжьих краях она бывала редко, вот и изумилась развитости древесной Квазимоды.
Сева взаимно восторгалась осенью и делала домашку. Она взглянула на время: вроде день, а зарядка на телефоне уже ползла к нулю. Может, забыла вчера в розетку воткнуть? Ну, да ладно, вечером заряжу.
Осматривая писаную рощицу, взглядом она зацепилась за лишнее пятно. Оно было уже знакомо: красное с синим верхом. Чувства вышли смешанные. Во‑первых, Лиса помнила, как из‑за пустяка «мешок» визжал в их прошлую встречу, а во‑вторых – как она не находила себе места, оставив мальчишку одного в лесу. Разгорелось и любопытство: ну как мог он оказываться один да ещё так далеко от дома?
Порывистости Севе было не занимать, и раньше, чем она сама решила, ноги сошли на берег. Уши инстинктивно старались свернуться в трубочки и тянули её в противоположную сторону, но ноги за тринадцать лет накопили больше мышц. Лиса ещё издали старательно хрустела веточками и листвой, чтобы обозначить себя и не напугать чувствительного мальчика. Один ноль в пользу ног – и Лиса уже стояла близко к каменному кругу. Но не совсем близко. Лишь не очень далеко, а то мальчик и не заговорил бы вовсе. Да и слишком близко тоже плохо. Да, может, он и не собирался вообще ни с кем говорить. Мысли закружились похлеще мух в стиральной машине.
Рот растолкал их всех и вылез на передовую:
– Ян, это я, Сева. Помнишь меня? – заговорила она так нежно, как с младенцем кошечки на пуховой подкладке. – Только, пожалуйста, не кричи. Я тебе ничего плохого не сделаю.
Тишина в ответ. Но было видно, что мальчик её прекрасно слышит.
– Если хочешь побыть один, только скажи, и я мигом испарюсь.
«Ну да, – подумала она, – скажет он, как же…»
– Или дай знак какой… махни рукой, что ли…
[1] Экзотический китайский деликатес.
