Живет в нашем доме породистый пес…

Автор: Эльвира Абдулова

Возрастное ограничение: 12+

Текст обновлен: 28.08.2024

Аннотация

Повествование в этой веселой и трогательной книге ведется от лица сообразительного спаниеля Тоби, который живет в прекрасном и любящем доме. Собака рассказывает о своих отношениях с домочадцами, гостями и друзьями семьи, делится своими радостями и огорчениями.Книга предназначена для семейного чтения и исполнена тонким юмором, безграничной любовью и преданностью.

Живет в нашем доме породистый пес…

Эльвира Абдулова

А если порою тоска тебя гложет

(Бывает такая тоска, хоть беги),

Поверь, что никто тебе так не поможет,

Как мордочка, хвост и четыре ноги.

Борис Заходер

Боже, помоги мне быть таким человеком,

каким считает меня моя собака.

Януш Вишневский

ISBN 978‑5‑0060‑3160‑9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Превратности судьбы

Верите ли вы в судьбу так, как верю в нее я? Верите ли в то, что все заранее предначертано и кем‑то определены события, которые обязательно произойдут в вашей жизни?

Лично у меня нет на этот счет никаких, даже мало‑мальских, сомнений! Мне совершенно невозможно представить, что я мог бы попасть в какую‑нибудь другую семью, а кто‑нибудь из моих братьев или сестер мог бы оказаться в этой, самой лучшей и любящей семье на свете, вместо меня.

Как могло бы такое случиться, чтобы не я, а кто‑то другой, выбегал бы с Мамой в ее любимое осеннее утро, в полную темень из дома, и летел бы на всех парах в парк, слушал бы, как скрипят и качаются почти голые деревья, как сквозит между ними легкий ветерок? Везде мрак и запустение, а мы бежим рядом с поникшими стебельками и пожелтевшими листьями к клумбе, где ярко цветут осенние астры и георгины, вдыхаем их острый запах (мне‑то все запахи кажутся богаче и ярче, чем Маме, и иногда я даже чихаю, а она по привычке желает мне в этот момент здоровья), стоим в оцепенении около празднично украшенной клумбы и восхищаемся, каждый по‑своему, этим осенним меланхоличным запахом.

Я всегда ищу местечко, где можно поудобнее пристроиться (в клумбе этого делать нельзя – Мама против), а она стоит и думает о чем‑то своем, о высоком, ничуть не тоскуя, потому что, как она любит говорить, осень – это ее самая любимая пора, несмотря на то, что на многих людей в этот сезон накатывает загадочная для меня хандра, несмотря на быстро промелькнувшее лето и ожидание холодной зимы с ветрами и воем в печных трубах. В общем, представить, что с Мамой в парк в любое другое время года бегу не я, а какая‑то другая собака, я не могу. Вот это было бы самым большим несчастьем в моей жизни, самым сильным из всех возможных разочарований. Но поскольку все‑таки восторжествовала справедливость, и я попал в самый лучший на свете дом, нужно начать с самого начала, о котором я помню очень мало.

В каждой книге следует начинать с самого начала – так говорит Мама, а она определенно знает в этом толк. Вся наша квартира завалена книгами – так говорит Папа. И скоро людям вместе со мной придется потесниться, чтобы уступить им место. Лично я на это никогда не соглашусь: мое место было, есть и навсегда останется только моим. А к книгам я никогда даже не притрагивался, только принюхивался. В отличие от Варежки, глупого серого существа, которое все же попортило имущество и погрызло парочку книг, попавшихся ей на пути. Не могу сказать, прочла ли она хотя бы несколько строчек, потому как сомневаюсь, что ей удалось осилить эту науку, ведь я до сих пор так и не научился читать.

Пахнут книги совсем не так аппетитно, как думают люди, которые ошибочно считают, что запах книг – один из самых лучших, вместе с запахом дождя и свежемолотого кофе, только что сваренного и разлитого по чашкам. Спорить не буду. В отношении запахов мы с людьми никогда не поймем друг друга, потому что каждая найденная под кустом аппетитная косточка, особенно пролежавшая там несколько дней, к которой я долго шел, принюхивался и настойчиво вел Маму Элю, вызывает такой крик и массу таких непонятных мне эмоций и высказываний вроде «тебя что, дома не кормят?» или «фу, брось эту гадость!», что предпочитаю съесть ее на месте или не выпускать изо рта до самого дома, чтобы не отобрали, хотя, конечно, отлично знаю, чем мне это упрямство может грозить.

Я опять увлекся и забыл поделиться тем немногим, что я помню о своем раннем детстве…

Дом, в котором я родился, был другим, наполненным разными запахами. Там жили, кажется, два пожилых человека, один из которых и был моим Первым Хозяином. Его, признаться, я не помню, но потом мы с ним несколько раз встречались и с моей биологической мамой на прогулке. Говорят, что некоторые черты характера (и почему‑то не самые лучшие) я унаследовал именно от нее. Она, например, так же, как и я, любила держать поводок в зубах, когда переходила с Хозяином дорогу. И она была не рада незнакомцам, пытающимся ее погладить. И она, моя мама Марта, любила рыбу так же, как люблю ее я. Но во всем остальном Марта не показалась мне родной.

Когда мы встретились, люди с любопытством стали поглядывать на то, проснутся ли в нас родственные чувства, но я не почувствовал ничего особенного. Мама Марта была ниже меня и миниатюрнее (все отмечают, как ладно, по‑мужски крепко, я сложен), она имела, конечно, свой запах, но родным он мне не показался.

Итак, я помню только место, похожее на коробку, в прохладной комнате, которую люди называли балконом, и теплое копошение моих маленьких братьев и сестер. Иногда кто‑то из них вылезал из коробки, но беглецов быстро возвращали обратно. По большей части мы спали или ели мамино молоко, пока однажды нас не осталось двое: я и моя настоящая мама Марта. Я был уже почти двух месяцев от роду (конечно, знать я этого не мог, помню исключительно со слов Мамы Эли и Младшего Хозяина), когда всех других разобрали.