Живет в нашем доме породистый пес…

Опять я немного увлекся, простите. Когда живешь в такой семье, где книг во много раз больше, чем людей, и даже несчастная Варежка не отказывала себе в чтении, невольно становишься многословным.

 

Так вот, теперь мне в обязательном порядке добавляют в еду эти самые витамины. Поначалу Мама не сильно их измельчала, и когда я добросовестно все съел, а таблетки разбросал около миски, она стала так смеяться, вспоминая какой‑то фильм про Шурика и эпизод с собакой, что позвала всех членов семьи полюбоваться на мою сообразительность.

Теперь Мама витамины тщательно расталкивает, а потом смешивает все с едой. Я их, конечно, не чувствую, но знаю, где они лежат и как пахнет та коробка.

Режим питания у меня простой: ем я два раза в день, а полученные между основными приемами пищи кусочки мяса или колбаски в счет не идут. Когда Мама все смешает и подогреет, я начинаю свой нетерпеливый танец радости, поскуливаю и приплясываю, предвкушая удовольствие. Вот тогда‑то я соглашаюсь покинуть кухню, ибо ем я в коридоре, около своей лежанки. Иногда меня охватывает такое сильное нетерпение, что я выбегаю вперед Мамы в коридор, дверь же за мной захлопывается, а Мама, оказывается, просто шла в сторону холодильника. Потом приходится стоять у двери и тихо поскуливать: запахи ведь плывут по всей квартире, они так аппетитно смешиваются, так зазывают, что у меня непроизвольно текут слюни. И здесь я опять не в силах ничего с собой поделать.

Подходить ко мне во время завтрака или ужина никому не советую: в гневе я страшен и свое никому не отдам. Всякий проходящий мимо вызывает у меня тревогу, хотя я ни разу не видел, чтобы люди ели из моей миски или забирали остатки. Видно, во мне говорят инстинкты дикого зверя, который долго боролся за свою добычу, проделал долгий путь, ее выслеживая, а потом, наконец, принялся за долгожданную трапезу – кто же согласится отдать свое?

После завтрака я запиваю все водой из миски, стоящей рядом, и иду отдыхать. Мама тем временем забирает обе миски, отмывает их до блеска и возвращает на место. И потом, только потом, она пьет свой кофе или чай, усаживается с книгой или ноутбуком на кухне или на балконе и отдыхает, наслаждается, совсем так же, как недавно это делал я.

 

Если утро не обычное, а воскресное, то все может происходить совсем иначе. Воскресное утро, если оно блинное, счастливее во много раз. Тогда мне, помимо обычного завтрака, достаются блины. В несколько подходов я могу получить их в общей сложности два или даже три, и Мама Эля тогда скажет: «Тоба, а может быть, ну их, эти предрассудки? Садись с нами за стол. Я тебе сметанки положу с медом, чай налью!». Шутит, конечно! Я на их стульях и диванах никогда не сидел, если не считать того, что они сами меня туда сажали ради фотографии. Я с детства строго приучен и знаю, что там мне делать нечего. Не люблю я залезать на диваны и кровати и никогда этого не делаю.

Так вот… После моего завтрака Мама, в случае блинного воскресенья, не идет читать свои книги или что‑то писать: она достает яйца и молоко из холодильника, и что‑то еще белое и сыпучее и начинает смешивать, добавлять, пробовать, а потом до меня доносится этот восхитительный блинный запах, что сводит меня с ума.

По праву самого преданного и искреннего любителя блинов и рано встающего мне достается самый первый блин, который никогда не бывает у Мамы комом. Я так жалобно скулю, так преданно не отхожу от кухонной двери, что, конечно, получаю вкусный желтый кругляшок. А потом еще один, и еще, и еще.

Когда все почти готово, на запах подтягиваются остальные. Они, как и я, очень любят блины, но едят их со всякими добавками, которые мне кажутся совершенно лишними. Семья, собравшаяся за одним столом, для меня является положительным фактором, потому как я, как вы можете догадаться, использую свою проверенную методику и, незаметно пробравшись на кухню, тихо прячусь под столом. Все остальное уже дело техники. Мама Аля более строга в том, что мне можно и нельзя, а вот у Папы можно получить аппетитный кусочек, хотя, конечно, Мама Эля назовет меня Хитрюгой, Проглотом, Попрошайкой, но это ничего по‑крупному не меняет.

На глазах уменьшающаяся горка блинов будет лежать в центре стола еще целый день и источать свой волшебный запах. Всякий, проходящий мимо будет наливать себе чай или кофе и угощаться. Мне до центра стола не добраться, да даже если бы тарелка лежала с краю, я без разрешения никогда ничего не беру. Так уж я воспитан, хотя меня все время обвиняют в дурном нраве.

Та самая Ника‑охотница, тоже спаниель, которая бесстрашно гоняется за зайцами и ныряет в холодную воду за подбитой дичью, между прочим, съела однажды гору пирожков, оставленных остывать на балконе. Оставила два или три, но сама так наелась, что отказывалась от еды целых два дня. Так что есть моменты, когда я могу собой гордиться.

Хотя сам я без разрешения блины съесть не могу, но зато чутко стерегу все подходы к волшебной тарелке. Только успевают они налить себе чай, только уложат на тарелку пару блинчиков, а я тут как тут, с проверенным выражением «угостите собачку, если не жалко». Мне обязательно перепадет еще несколько кусочков, так что блинное воскресенье несет удовольствие целый день. Не зря и бедная серая Варежка их любила. Маленький мешочек, а толк в еде понимала, хотя ела какую‑то ерунду: семечки, морковку, яблоки. Я даже не покушался на ее кормушку: сразу понял, что это не мое.

 

Если вечером меня кормит Мама Аля, нужно затянуть пояс и уменьшить аппетит, порция будет скромной, тогда как Папа обязательно дает больше, чем нужно. А если он что‑то готовит (бывает это нечасто, но все же), мне непременно достается что‑то и в процессе, и в самом конце. И порции больше, и добавок много. А еще он может забыть предупредить Маму Элю о том, что меня покормит, а я, понятное дело, молчу и не отказываюсь, и мне достается второй ужин бонусом. Но такое бывает редко, нужно признаться по‑честному, разве что во время каких‑то праздничных дней, когда все живут на кухне и едят без остановки, или в том случае, если ждут гостей.

 

А если уж речь зашла о гостях, то не могу не сказать, как некоторых из них я люблю. Для нас, собак, не имеет значения время и расстояние. Мы умеем помнить хорошее, благодарить и радоваться встрече, даже если мы не виделись несколько лет.

Есть, например, у Мамы Эли такие ученики, которые уже давным‑давно выпорхнули из родного гнезда и переехали жить в другой город, но я не в силах забыть, как же я был рад их видеть два раза в неделю. Один из таких учеников, по мнению всех остальных, человек очень сложный в общении и закрытый, приводил меня в восторг своим появлением. Возможно, потому, что от него восхитительно пахло его собакой Оззи, названной в честь какого‑то музыканта, но оказавшейся вдруг девочкой. Та самая Оззи, по словам самого хозяина, могла пробраться на кухню, залезть на стол и съесть за один подход килограмм шоколадных конфет. (Слышишь, Мама? Не одну, в которой вы мне отказываете, а целый килограмм!). Яша мне очень нравился, и после пляски, которую я устраивал в честь его появления и после подношений в виде моих любимых игрушек, я, устав, обычно разваливался на спине и оказывался в нирване. (Маме Эле однажды выписали препарат с таким же названием, и она обнаружила, что в их загадочном интернете, в поисковой строке, сразу после этого слова написано вот что: пить или слушать?).

Яша чесал меня не на страх, а на совесть – главным было усыпить мою бдительность, проскользнуть к Маме Эле на урок и крепко закрыть дверь. Я, конечно, не унимался: скулил и ждал его выхода, чтобы проводить гостя по высшему уровню.