Живет в нашем доме породистый пес…

Есть у них даже злейший враг, с которым они время от времени сражаются – черная кошка по кличке Ночка, которая живет где‑то далеко и является из ниоткуда, но хомячки просто так не сдаются: устраивают ей засады, водят по ложному пути, разбрасывают колючки около своих домиков и не поддаются ни на какие кошачьи уговоры. Тут Мама вспомнила какой‑то стишок на чужом для меня языке, который удивительно подходил к этой ситуации: там кошка пыталась разными способами выманить мышек из дома, но они держали двери и окна на надежном засове и не верили хитрой рыжей морде.

Мама так вдохновенно и захватывающе все изображала, что Мама Аля верила. Глазки у нее блестели, щеки розовели, слушала она с большим интересом. Это был театр одного актера и устное творчество одновременно. Жаль, что никто не догадался это записать – была бы у Мамы Эли еще одна книга, но на этот раз детская. Думаю, дети остались бы очень довольны.

Я тоже, конечно, прислушивался, а потом засыпал с надеждой, что Варежкина жизнь продолжается, а Хомячий Мир, населенный милыми и добродушными грызунами, без людей, больших животных и прочих огорчительных факторов, действительно существует. Слушать я вообще‑то очень люблю, как вы, наверное, догадались. А как бы иначе я составил представление о том, как раньше жила Семья?

Есть вещи, которые мне не нравятся (например, компьютерные игры), но находиться рядом с Семьей, когда они смотрят фильмы, играют на гитаре, принимают гостей, фотографируются, я очень люблю. Также я с удовольствием их слушаю, даже когда они говорят на иностранных языках, хотя ничего не понимаю (А зачем они мне нужны? Я же русский спаниель!) и очень люблю ездить со всеми вместе на машине, выглядывать в окно, класть голову на колено ближайшего ко мне человека, если бы не один огорчительный момент, связанный с поездками: кто их знает, куда они меня собираются везти на этот раз?!?

 

4. Леди Кристина и Рональд Великолепный

 

Еще тогда, когда Мама Эля была маленькой девочкой с двумя веселыми косичками, скромной и стеснительной, не расстающейся ни на минуту с книгами, в ее умной головке жила замечательная мысль: ах, как хорошо было бы иметь собаку! На мой взгляд, желание это прекрасное, и жаль, что Маме пришлось так долго ждать, чтобы его осуществить, хотя, с другой стороны, тогда я бы не был Первым, Самым Любимым и Лучшим на свете, и, еще чего доброго, Мамины стихи и песенки достались бы кому‑то другому.

Итак, в школьные годы Мама Эля каждое лето ездила к родным в незнакомый мне прибалтийский город. Там, по ее словам, было чудо как красиво и прохладно. (Всем в Семье известно, что жару мы с Мамой не выносим. Я по причине лохматости и густой шерсти, а она уж не знаю, по какой причине). Родные ее любили и, не имея детей, оставляли ее с удовольствием на все летние каникулы, водили гулять к морю, покупали ей пластинки и сладости и позволяли ей читать сколько душе угодно и в саду, и дома, и на берегу моря.

После южного города, в котором жила Мама, балтийская прохлада, робкое солнце, частые дожди и долгие прогулки по лесу представлялись ей большим счастьем. По ее словам, бесконечное море и движущиеся дюны делали ее пребывание у родных во всех отношениях замечательным.

Но не менее важным фактором, зовущим ее каждое лето в Юрмалу, было наличие в той самой семье Кристины. Это не девочка, как вы могли бы подумать, а большая белая собака, королевский пудель. Сама Кристина всегда вела себя в высшей степени достойно, была очень мила и доброжелательна (это определенно камень в мой огород).

Дом, в котором жили хозяева Кристины, был на четыре семьи, которые друг другу совсем не мешали. Две семьи имели квартиры на первом этаже, а две другие – на втором. Лестница, расположенная как‑то хитро, сбоку, вела наверх, и соседи встречались только в саду, если хотели совместно выпить кофе, собрать цветы, покопаться в земле, пропустить рюмочку рижского бальзама, обменяться новостями и покататься на старых качелях.

Мама Эля, счастливая от того, что остается на весь день одна, с книгой и Кристиной, все больше привязывалась к пуделю, который очень ее любил, слушался на прогулке, никого не обижал и гостье тоже был рад. Думаю, ей эта компания тоже очень нравилась: все же это гораздо лучше, чем сидеть одной весь день взаперти.

Кристину иногда водили на стрижку, но и там она вела себя идеально, зубы не скалила и даже не пыталась укусить мучителей. И это определенно сравнение не в мою пользу: я страсть как не люблю, когда мои родные пытаются причесать меня, почистить уши, что уж тут говорить о чужих.

По словам Мамы Эли, иногда она с радостью отрывалась от книги и с удовольствием шла мыть полы, деревянную лестницу, вытирать пыль. Уже в детстве она вела непримиримую войну с грязью, даже на чужой территории, а Кристина ничем ей не мешала, деликатно расположившись на диване. Я, конечно, не могу похвастаться такой выдержкой и воспитанием. Швабре уже несколько раз доставалось от меня, хотя и мне перепадало потом тоже. А пылесос просто доводит меня до белого каления своим шумом и желанием заглянуть во все укромные уголки нашей квартиры.

Лично я думаю, что эта Мамина страсть к чистоте определенно родом из детства, если она уже тогда отмывала чужой дом с удовольствием, если даже сейчас помнит, как блестела отмытая деревянная лестница, а сама Мама была при этом очень счастлива.

Вечерами, когда хозяева возвращались домой, уставшие, но довольные, Маму Элю вместе с Кристиной выводили гулять то к морю, то к ближайшей речке, где росли кувшинки и ожидала своего часа чья‑то лодка. Уж не знаю, кто из них был более счастлив, но они практически не расставались. Исключением являлась ночь. Уже тогда любовь Мамы Эли имела границы, и к себе в кровать собаку, даже такую идеальную, она не допускала.

Утром просыпалась от того, что кто‑то не на страх, а на совесть вылизывал ей руку или ногу, показавшуюся из‑под одеяла, и этот запах Мама носила с собой долгие годы, пока он наконец не выветрился и в Семье не появился я. Все же так, как пахнут собаки, не пахнет никто. И все попытки людей заставить нас благоухать цветочками или шоколадом я считаю насилием и предлагаю запретить законом!

 

Возвратившаяся домой Мама Эля по Кристине очень скучала. Так и огладывалась первое время по сторонам, надеясь наткнуться на влажный черный нос или коснуться ручкой мягкой белой шерсти с ее завитками. Дома маленькая Мама о собаке и не заговаривала: знала, что не разрешат. (Вспоминая Бабулю, я уверен, что она бы точно не разрешила). Но собаку, милую, добрую, понимающую, дарящую тепло и любовь, ей очень хотелось. Но молча. А потом, наверное, появились другие дела, учеба, дети, переезды, но Кристина продолжала жить в ее воспоминаниях как светлое, ничем не замутненное воспоминание о летнем отдыхе вместе с зеленым садом, любящей семьей и запахом огромных сосен, уходящих в небо.

Второй акт в этой пьесе ознаменовался появлением Рональда Великолепного. Признаюсь, слышать о нем мне еще более неприятно, но время от времени все же приходится. Никуда от этого не деться. Его светлый образ возникает в тот самый момент, когда я что‑нибудь натворю, нахулиганю, облаю кого‑нибудь или даже кусну. И вот оно, пожалуйста! Является Рональд во всем своем великолепии, с укоризной смотрит мне в глаза, пеняет мне на мою несдержанность и невоспитанность, раздражает своей идеальностью и, хотя лично мы не знакомы, очень‑очень‑очень выводит меня из равновесия.