Живет в нашем доме породистый пес…
Туфлю все‑таки нашли. Вместе со мной, конечно. Под кроватью. Мама Эля тогда долго извинялась перед противной теткой и даже возместила ущерб за испорченное имущество. Вот только одного я в толк не возьму: зачем за полную пару? Вторая туфля, цела и невредима, продолжала стоять у выхода!
С тех пор я к обуви равнодушен. Ни нашу, ни чужую не замечаю. Могу только посидеть с Мамиными тапочками в обнимку, если она надолго уехала. Хотя в тот день мне ничего особенного не сделали, только долго и терпеливо объясняли, что так нельзя. Я на всякий случай слушал их из укрытия, из самого дальнего угла под кроватью. Как бы чего не вышло. Чтобы не дотянулись…
Чуть не забыл продолжить приятную для меня тему о недостатках Рональда нашего Великолепного. Однажды, говорят, он так увлекся приятным запахом, исходящим от какой‑то особы, что на прогулке перемахнул через забор и улетел в погоню за сильным чувством. Жена Маминого брата стремглав устремилась вслед, забыв, что не может так же перепрыгивать через забор, и едва не убилась. Беглеца все же поймали (я уж не знаю, получил ли он то, что хотел), но на обратном пути хозяйка ужаснулась, увидев тот самый забор: неужели она смогла это сделать?
Еще один интересный факт из жизни Рональда очень меня удивляет. Его высочество не различало, оказывается, колбасу и сыр. «Роня! Колбаса!» – было лучшим позывным, причем выдать в конечном итоге ему могли как кусок сыра, так и ломтик колбасы. Пес не чувствовал разницы! Мы, спаниели, имеем отменный нюх. Для нас колбаса с сыром так же отличаются, как для людей чай и кофе. Известно ли вам, что некоторые из моих сородичей служат в специальных органах и помогают с поиском наркотических веществ? А тут, видите ли, колбаса и сыр – одно и то же!
А вот еще, про его постыдный скулеж! Когда две мои Мамы и Ронина хозяйка плавали в пруду, а его привязали к дереву, он устроил настоящий концерт. Плакал, скулил, рвался на свободу, так что пришлось хозяйке возвращаться на берег. То ли спасти ее хотел, то ли один остаться боялся…
Ой, это я, наверное, зря упомянул. Сейчас мне припомнят грозу и гром, сильный дождь и фейерверки. Забыв про свой неуживчивый характер, я даже прошу, чтобы меня взяли на руки. Так что в этом смысле мне тоже похвастаться нечем. Но об этом как‑нибудь в другой раз.
Если быть до конца честным, в раннем детстве я кое‑что все же попортил. На моей совести две, а то и три Маминых юбки. Будучи глупым щенком, я нашел себе интересное развлечение. Уцепившись за подол Маминой юбки, я катался за ней по всей квартире. В результате юбки превращались в лохмотья, но Мама Эля сильно на меня не обижалась. Скорее, смеялась. То ли юбки ей были не дороги, то ли меня, дурачка, было жалко, но никто меня за те юбки так и не наказал.
В общем и целом шоколадный лабрадор Рональд – это мой вечный укор, портрет родственника, который висит в гостиной и служит примером для неразумных детей. Это модель, к которой я должен стремиться, идеал, которого мне никогда не достичь, потому что характер у меня неуживчивый, чужим я не рад, даже своим хозяевам иногда не позволяю себя погладить, а что уж тут говорить о подозрительных незнакомцах…
Когда мы только переехали в квартиру побольше, для меня большим потрясением явилось наличие в доме лифта. В нашей пятиэтажке все поднимались к себе домой сами, а тут приходилось мириться с тем, что на лифт посягает кто‑то другой. С нами‑то, конечно, теперь никто в лифт не садится, но поначалу пробовали, были такие смельчаки.
В тот самый первый день, когда мы переехали в новую квартиру, я от волнения оставил свою первую в этом доме лужу, на первом этаже, сразу около лифта. Мама Эля принялась, конечно, извиняться перед новыми соседями и послала Маму Алю за ведром и шваброй, но вредная тетка подняла ужасный скандал. И ремонт ей наш, оказывается, мешал, и мебель грузчики несли неаккуратно, задевая свежую побелку, и мусор после себя они не убрали, а тут еще я со своей свежей лужей.
Я, конечно, в долгу не остался, облаял их как следует. Я, хоть и воспитанный в интеллигентной семье пес, все же терпимостью не отличаюсь. Тем более, что извинения были принесены, пол вытерт, отмыт и блестел лучше прежнего. Но и тут меня настигла тень Рональда Великолепного.
Мама Эля, только добравшись до новой квартиры на восьмом этаже, уселась на кухне и с грустью сказала, подперев уставшую голову руками:
– Ой, Тобичка, я и не знаю, как мы здесь приживемся. Нам ведь придется пользоваться лифтом несколько раз в день… Роня никогда себе такого не позволял, вел себя с соседями по‑джентльменски. Со всеми здоровался, луж не оставлял, соседей не облаивал.
Думаете, приятно мне это слышать? Хорошо, что Младший Хозяин за меня заступился. Так и сказал: «Не преувеличивай, мам! Мы все убрали, а Тоба обязательно привыкнет. Тетка просто злобная и не вовремя оказалась внизу. Забей на нее!»
Все же Мама наша полна всяких предрассудков и ненужных тревог. Хочется ей со всеми жить в мире и согласии. А это, что ни говори, иногда невозможно. Такова жизнь!
5. Люди – очень странные существа
Я абсолютно убежден в том, что люди – очень странные существа, порой очень противоречивые и мне совершенно непонятные. В своих я уже более или менее разобрался, и в некотором смысле даже лучше, чем они сами, а вот посторонние не перестают удивлять своей наивностью, непоследовательностью и тем, как они нас все же недооценивают.
Что касается своих, здесь гораздо проще. Старший Хозяин (он же Папа) – очень злой, когда голодный и уставший. В этом мы с ним похожи. Разница лишь в том, что голоден я всегда (смотрите выше, про взгляд голодного спаниеля и надежную стратегию).
И вставать рано утром – для него очень сложная и неподъемная задача. Если утром по какой‑то причине (а она должна быть очень серьезной, ведь иначе Мама Эля утренний выход со мной точно не пропустит) ему нужно меня вывести, Папа не спеша оденется, также не спеша поплещется в ванной комнате, отыщет ключи, посмотрит на градусник на балконе, пороется в шкафу в поисках нужной куртки и только потом, на час позже, чем Мама, выведет меня на прогулку. Ждать от него забега на длинную дистанцию не стоит, так что я делаю свои дела быстро, оперативно и рядом с домом.
Он походит со мной самое большее минут двадцать и вернется домой досыпать свой прерванный сон. С Папой я не расслабляюсь, не растягиваю удовольствие, а стараюсь управиться максимально быстро, потому что терпеть мне приходится все равно до вечера.
