Этот большой мир. Книга третья. Звёзды примут нас
Но дело, конечно, не в том. Просто Дима усматривал в сюжете братьев Стругацких удивительное сходство со стремительным развитием его собственной «внеземной» карьеры. Конечно, точка Лагранжа не система Сатурна, но всё же и не геостационарная, и даже не лунная орбита, триста миллионов километров – это вам не жук чихнул. Жаль только, что они будут там не первыми – на неделю раньше к точке земной орбиты, где будет висеть станция «Лагранж», отправится прыжковый корабль «Эндевор» с экипажем из трёх человек: командира Владимира Джанибекова[1], второго пилота американца Уильяма Поуга[2] и французского космонавта Жана‑Лу Кретьена[3], недавно прошедшего полный курс подготовки в калининградском Центре.
Термин «прыжковый корабль» вошёл в употребление с лёгкой руки американцев – они, как заметил Дима, были склонны изобретать эффектные термины для всего подряд, начиная от какого‑нибудь хитрого броска в своём любимом бейсболе и заканчивая типами межпланетных кораблей. Термин прижился – теперь его употребляли в отношении космических аппаратов, предназначенных как для перемещений через космические батуты, так и для самостоятельных перелётов, скажем, между лунной и земной орбитами.
А через несколько недель вслед за «Эндевором» отправится и он сам, на борту другого прыжкового корабля, «Никола Тесла». Конечно, на Земле рассчитывают прежде получить сообщение от разведчиков, для этого их, собственно, и посылают – но не исключают и того варианта, что связь установить не получится. Но «Тесла» всё равно уйдёт в прыжок, а когда прибудет на место – экипаж «Эндевора» присоединится к Диме и его спутникам на строительстве станции. Обратно на Землю троица первопроходцев попадёт не раньше, чем будет смонтирован и запущен космический батут, то есть примерно через полгода.
Браслет на запястье – плоское кольцо из серого металла со вставками из синего полупрозрачного пластика и крошечным экранчиком электронных часов, на котором перемигивались зелёные светящиеся цифры, – коротко пискнул. До назначенного брифинга (ещё одно заморское слово, с некоторых пор вошедшее в употребление на «Гагарине») осталось десять минут. Следовало поторопиться. Дима чмокнул жену в плечо, с которого сползла ткань халата, подхватил полотенце и скрылся в санитарном отсеке.
Места здесь было ещё меньше, чем в пресловутом лифте: раковина, унитаз с толстым пневмошлангом для принудительного удаления отходов, полочка, в гнёздах которой держались пузырьки с шампунями и жидким мылом и ещё какими‑то пахучими жидкостями – почти всё принадлежит Нине. Над раковиной в стену встроен шкафчик, где хранятся зубные щётки, расчёски и его, Димы, электробритва – дверки шкафчика зеркальные, в точности как в общежитии на Земле, в подмосковном Калининграде, где он прожил последние полтора года. Дима стащил с запястья браслет и положил на полку – аксессуар при этом протестующе пискнул, напоминая, что у владельца есть десять минут, чтобы надеть его снова, после чего браслет сначала предупредительно заверещит, замигает, а ещё через пять минут подаст сигнал тревоги в диспетчерскую станции, и тогда у растяпы будут неприятности. Ничего не поделать, таков порядок: браслет требовалось носить постоянно, кроме данных о состоянии здоровья, он непрерывно транслировал сигнал, по которому можно было определить местоположение владельца.
Справа от раковины располагался совсем уж узкий пенал душа. Дима скинул бельё, задвинул за собой шторки из полупрозрачного матового пластика и включил воду. При этом заработала вытяжка под ногами – поток воздуха, уносящий капли использованной воды, приятно холодил ступни и щекотал икры. Вытяжка была установлена на случай ослабления или полного исчезновения гравитации – нельзя же позволить воде разлететься мелкими и крупными, порой размером с яблоко, каплями по всей каюте? Дима как‑то раз видел нечто подобное – год назад, когда вращение станции ещё не было запущено и им, группе стажёров, обучающихся на орбите премудростям вакуум‑сварки, приходилось работать и жить (в том числе и принимать душ) в невесомости. Сейчас в такой мере предосторожности нужды не было, на станции стабильно царили 0,5 земной силы тяготения, – но отключать систему не стали. Пусть себе работает, выполняя функции слива и заодно сушки.
На душ, бритьё и прочие гигиенические процедуры ушло минут семь. Дима выбрался из санузла (часы на браслете уже попискивали, напоминая о скором брифинге), натянул комбинезон с табличкой на правой стороне груди, на которой значилось его имя и личный номер. Рядом с табличкой поблёскивал значок в виде крошечной серебряной кометы, залитой синей эмалью, и с золотой звёздочкой. «Знак звездопроходца» – отличие, которого он был удостоен за действия при прошлогодней аварии на орбите. К комете прилагалась ещё медаль, сейчас она хранилась вместе с документами в особом ящичке. Значок же полагалось носить всё время, даже на рабочей одежде – увидев его, все, даже космонавты первого «гагаринского» отряда и астронавты легендарных лунных миссий «Аполлонов», почтительно кивали, признавая во владельце значка равного.
Ну что, вроде всё? Дима чмокнул жену в тёплый пробор и выбрался из каюты, прикидывая, успеет ли он по пути завернуть в столовую и прихватить с собой ватрушку с кофе. Напиток разливал по высоким картонным, с пластиковыми крышками стаканчикам особый кофейный автомат – ещё одно американское нововведение. На панели автомата были кнопки, с помощью которых можно выбирать – чёрный кофе, со сливками, с сахаром или без, погорячее или наоборот и даже покрепче или послабее. Говорили, что скоро установят и другие автоматы, которые будут выдавать чай, какао, горячий шоколад и даже куриный бульон.
С тех пор, как подобные устройства появились на станции, сотрудники приучились брать их утром с собой, торопясь на рабочее место, и теперь изрядная часть бачков для мусора неизменно оказывалась забитой смятыми стаканчиками из‑под кофе и обёртками от булочек и бутербродов – их выдавал другой автомат. Начальство смотрело на подобные вольности без восторга, но терпело, хотя медики время от времени заводили разговор о том, что новинки сбивают строго рассчитанный график питания и должны быть немедленно удалены, желательно, навсегда. Но автоматы пока держались – возможно, потому что на совещаниях, где звучали подобные предостережения, перед половиной участников стояли знакомые картонные стаканчики.
– Ну что, товарищи стажёры? – голос руководителя был весёлым. Прозвище его было Попандопуло, за неизменно живой нрав и некоторое даже внешнее сходство с известным персонажем «Свадьбы в Малиновке». – Вас ждут великие дела, пора уже выбираться из коротких штанишек!
Дима хмыкнул. Стажировка закончилась давным‑давно, почти год назад, и теперь они, все трое – полноправные сотрудники Проекта с допуском к работе в космосе. Прежняя группа, которой руководил как раз Попандопуло, расформирована, и сегодня должно прозвучать официальное приглашение принять участие в одной из самых поразительных миссий, предпринятых со времён посадки «Аполлона‑11» на Луну.
[1] Советский лётчик‑космонавт, дважды герой Советского Союза. В реальной истории (далее – РИ) первый полёт совершил в 1978 г. в качестве командира корабля «Союз‑27».
[2] Астронавт НАСА. В 1974 г. в РИ совершил полёт на корабле «Скайлэб‑4» в качестве второго пилота.
[3] В РИ – первый французский космонавт, Герой Советского Союза. Первый полёт совершил в 1982 г. на корабле Союз ТМ‑7.
