Этот большой мир. Книга третья. Звёзды примут нас

А вот Лены Титовой на выпускном нет. Она с родителями уже год как уехала во Францию – отец получил назначение в наше торгпредство и забрал семью с собой. В этом тоже есть некая ирония: в «том, другом» варианте событий Игорь Семёнович Титов ушёл из Внешторга и долго добивался разрешения покинуть СССР. И добился – к весне семьдесят седьмого. По официально объявленной версии Ленка с родителями уезжала в Сибирь и лишь перед посадкой в такси (мы пришли её провожать) шёпотом сообщила, что на самом деле они летят в Вену, а дальше… Других пояснений не требовалось – в то время все прекрасно понимали, что означает подобный пункт назначения.

Но сейчас всё не так. Ленкин отец работает в Париже, она ходит в русскую школу и чуть ли не каждый день встречается с Шарлем – наш бравый «шевалье д'Иври» явно не теряет времени даром. Обоим уже по семнадцать, и в одном из писем (обычных, не электронных) француз намекнул, что у него в отношении Ленки серьёзные намерения. Что ж, Бог им в помощь…

 

Пройди по тихим школьным этажам.

Здесь прожито и понято немало,

Был голос робок, мел в руке дрожал,

Но ты домой с победою бежал.

И если вдруг удача запропала,

Пройди по тихим школьным этажам…

 

Что ещё рассказать? Официальная часть, на которой меня таки вытащили на сцену после прочувствованной речи завучихи Зинаиды Петровны; аплодисменты и слёзы на глазах нашей классной. Конечно, они адресованы по большей части Андрюхе и Оле, но… я ведь тоже проучился здесь без малого год, и, значит, могу рассчитывать хотя бы на малую толику?

Танцы – медляки и дискотечные трясучки, во время которых Лань зажгла так, как никто не ожидал от скромной, стеснительной китаянки. Что до меня, то когда первый ажиотаж схлынул, я остался в некоторой изоляции – если не считать Лань и Олю с Андрюхой да Таню Воронину, время от времени вспоминавших о моём существовании. Другого я, впрочем, и не ожидал и на выпускной пришёл, не испытывая ностальгических иллюзий. Скорее уж это была попытка, как говорили в наше время, «закрыть гештальт» – покончить с комплексами и рефлексиями, избавиться раз и навсегда от ностальгии, как бы ни грела она мне в своё время душу. Потому что – мне ли не знать, какое крошечное расстояние отделяло меня тогда, в первые недели моего попаданства, от окончательного превращения в форменного старпёра, шестидесятилетнего неудачника, по чьему‑то недомыслию оказавшегося в юном пятнадцатилетнем теле? Не слишком весёлая перспектива – тем более, что понять происходящее не в состоянии никто, кроме меня – да ещё, может, таинственного И.О.О. Или он для того и затеял всю эту канитель с приглашениями, чтобы избавить меня от ностальгических томлений?

Нет, зря я его демонизирую. Спишем на совпадение – хотя и не бывает таких совпадений…

 

Летние ночи коротки, и когда небо над Москвой стало совсем светлым – мы, двумя выпускными классами, отправились на долгую прогулку – пешком, до Ленинских гор, по проспекту Вернадского, мимо Университета и Дворца пионеров. Дальше была смотровая площадка, чёрный каркас Большого Трамплина на фоне рассветного неба; демонстративно открытые бутылки с шампанским, визги девчонок: «Осторожно, платье испортите!», заливистый хохот. Лань, к моему удивлению, умеет танцевать не только диско и рок‑н‑роллы, но и вальс – что мы и продемонстрировали с ней, прямо на смотровой площадке, под кассетник, из которого лилась самая, наверное, ностальгическая из всех школьных песен. С нами кружили ещё четыре пары, в том числе и Андрюха с Олей; остальные сначала завистливо наблюдали, а потом стали присоединяться, наступая друг другу на ноги, в попытках повторить незнакомые движения. Вальс, вальс, закончивший для нас эту волшебную ночь…

 

Спасибо, что конца урокам нет,

Хотя с надеждой ждешь ты перемены,

Но жизнь – она особенный предмет:

Задаст вопросы новые в ответ.

Но ты найди решенье непременно,

Спасибо, что конца урокам нет…

 

А потом мы шумной толпой направились домой. Таких кучек выпускников было этим утром на Ленинских горах полным‑полно – весело перекрикивались, махали руками, девчонки обменивались воздушными поцелуями. Проходя мимо МГУ, мы четверо – я, Андрюха, Оля и Лань – незаметно отстали от одноклассников (уже бывших!). Возле бокового входа в главное здание нас ждал автобус, элегантная «Юность», выделенная администрацией Центра подготовки, и на ней мы уехали в Калининград. Улицы Москвы пусты, только ползут по ним, выстроившись уступами, коммунхозовские грузовики с сине‑белыми капотами и оранжевыми бочками; сверкающие водяные усы омывают асфальт, бордюры и тротуары, а редкие утренние прохожие в испуге сторонятся от этого неожиданного душа. Я сидел, подперев тяжёлую после бурной ночи голову рукой, и любовался проносящимися видами проспекта Мира. Вот показалась наклонная, увенчанная ракетой игла; мелькнула за деревьями колоннада главного входа ВДНХ; возникла и сразу пропала статуя «Рабочий и колхозница» с навечно вздыбленными серпом и молотом. Москва уносилась прочь, а впереди… что ж, впереди вся жизнь и я, в отличие от «того, другого» раза, догадываюсь, как и где её проведу.

 

IV

Как рассуждали в двадцатых годах моего двадцать первого века? Закончилась эпоха, к которой мы все привыкли, наивно считая, что она будет длиться всегда. Представлявшийся вечным прогресс оказался лишь кратким периодом в развитии человечества, стартовавшим в конце восемнадцатого века, прошедшим через эпоху угля‑и‑пара, через эру бензина‑и‑электричества, набравшим сумасшедший темп с появлением ядерной энергетики и микроэлектроники, выведшим человека в космос, позволившим даже замахнуться на его божественную сущность (во всех смыслах, не только в философском) – и вот, подошедшим к закономерному финалу буквально на наших глазах. Те, чьё детство и юность пришлись на шестидесятые – семидесятые годы, искренне полагали, что впереди только прогресс, только путь вверх, и вдруг оказалось, что эти двести – двести пятьдесят лет – лишь краткий момент в циклическом развитии. А что же дальше? Всеобщий хаос, смертоносные пандемии, голод и войны по всей планете, и в итоге – ядерная зима, апокалипсис, возврат к тёмным векам варварства? Или торжество киберпанка от Уильяма Гибсона, которое есть то же самое, только слегка отложенное и приукрашенное? Или совсем уж глухой, безнадёжный тупик – всеобщий виртуальный раёк с персональными цифровыми корытами, описанный великим польским фантастом и футурологом Станиславом Лемом в «Сумме технологии», раздел «Фантоматика»? Никто не знает… а я теперь уж точно не узнаю, поскольку оказался на другом витке этого развития – вот чем обернулось в итоге моё попаданство!