Алиби Магдалены
Магдалена у кабинета Ольги Федоровны просится на прием. Секретарша Аннушка, бесцеремонно уставившись на гостью, докладывает в трубку.
–Эта.., ваша.., водочница паленая. К вам. Требует впустить. Выгнать?
Но уставшая от серии провалов Ольга Федоровна дает добро.
–Запускай.
Разговор в кабинете директрисы был короткий. Она снова поверила Магдалене, ее порыву эмоций, ее неиссякаемому огню такого здорового авантюризма, который еще пока тлел в душе и самой Ольги Федоровны. И который вот‑вот мог угаснуть. И она взяла на работу Бориса. В качестве менеджера, тамады на корпоративах и… дамского сердцееда. Идея была манящей. Ольге Федоровне нужны были кредиты в банках. А банкиры у нас в основном…дамы.
Паровозиком к Борису попал на работу и Костя. Танкист и биолог. Возможно, из специалиста по бабочкам выйдет менеджер по продаже рыб. – утешала себя Ольга Федоровна. И притухший огонь авантюризма высекискры в ее уставшей душе.
–Паленая водочница гарантирует, что эти двое талантливые. Типа, у них куча бизнес‑идей. Может, эти чуваки и принесут нам мешки денег. – размышляет Ольга Федоровна у себя дома, в одинокой постели. – Пусть будет, может, действительно, принесут. А этого тамаду морского можно подложить под Зинаиду Арсентьевну, банкиршу. – и директриса, измотанная долгами и проблемами, тут же погружается в беспокойный сон.
– Если не принесут, то выгонишь их с треском. – слышит директриса голос бога добрых сновидений Морфея. И тут же Морфей принимает обличье беглого мужа Димы, в оранжевых шортах и с пивасиком в руках. –А лучше их в цемент, в тазик и в море. – заливает Дима в рот лучистое баварское пиво Октоберфеста.
Казахстан, суслики и селедка
Сделки хороши на разнице географической. В казахской знойной степи селедка не водится. Здесь есть лишь колючки перекати‑поле, ковыль, да печальные суслики, в генетической памяти которых застыл страх перед ведром с водой. Главное развлечение казахстанской степной детворы‑выливать сусликов из нор. И гоняться по степи за несчастными грызунами, мокрыми, фыркающими, нахлебавшимися воды и перепуганными этим суслячьим Армагедоном.
Борис, бывший волк морской, родом из степного города Целинограда. Целик! Раньше это романтическое образование на севере Казахстана называлось сакральным именем Акмола. Не иначе, как только сумасшедшему кочевнику могла залететь в голову эта идея! Город с живым населением назвать белой могилой. Потом, город превратился в советский Акмолинск. Ничуть не лучше! Потом – Астана. А уже позже – в байский Нурсултан. И опять в Астану…Но в народе до сих пор гуляет привычное название – Целик.
– В Казахстане селедки нет, одни суслики. Я тебе это говорю, как человек, родившийся в этой степной стране. Почему бы селедку не предложить в эту степь целинную! У Борьки в Целинограде живет брат родной. Работает в тюрьме. Какой‑то шишкой. Значит, связи есть. – Так рассуждает Магдалена, лежа с Костей в постели.
– Суслики, говоришь? – оживает биолог Костя. – Очень миленькие грызуны семейства беличьих. Запасов корма они не делают. Потому, что у них защёчные мешки слабо развиты. А воду суслик совсем не пьёт, ему хватает влаги из кормов. Основной враг суслика хорек, лисица, орел и… казахстанские деточки.
–Хорошо, хорошо! Смотри, Борис найдет в своей степи рынок сбыта селедки. Селедки навалом. Тихоокеанской. Ольга даст рефсекцию. Она ж искала сбыт. Мы спасем и ее фирму от банкротства, и свой авторитет. – не может угомониться Магдалена.
–Короче, меняем вагон селедки на вагон сусликов. ‑зевает Костя, в прошлом танкист и биолог, а нынче менеджер фирмы «Золотой трепанг».
Ниндзя на Морвокзале
Корабль, потрепанный тайфуном, швартуется к причалу Морвокзала. К нему уже бегут люди.
Илия с сумками выходит в терминал прибытия. На душе неспокойно. Устремляется к телефону. Набирает домашние номера. Трубку не берут. Илия звонит Лоре, соседке, говорит, что уже приехала, и нет ли новостей? И слышит в трубку, что ее четырехкомнатная квартира, на Первой речке, сгорела. Переплетчица Надя устроила в этой квартире гульбу, с пьянкой. В трешке, где ее поселила Илия, места оказалось маловато. И Надя, со своими соседями по общежитию издательства «Дальпресс» гуляли сразу в обеих квартирах. Отмечали чей‑то день рождения. Остались ночевать. Когда ночью начался пожар, работнички «Дальпресса» тушили его сами. Но без службы «01» не обошлось. Следствие, прибывшее после пожара, обнаружило закопченные стены, изуродованную пламенем мебель. А на покрытой гарью столешнице старинного кофейного столика – остатки прикипевшего воска от опрокинутого подсвечника.
– Жертв нет. Все остались целы. Лишь ваша Зинаида отравилась угарным газом. Так бедненькая и осталась лежать в запертой клетке. Ну, царствие ей в попугаечных небесах. У птичек, собачек, кошечек и всякой разной тваринки, на небесах есть свои отдельные облака. Жаль, конечно, Зинаиду. Если бы дверца клетки была открыта, она могла бы вылететь через форточку или балкон. Ну, а в целом, все нормально. Забудьте. И радуйтесь жизни дальше. Все там будем. На своих облаках. Так, что заранее не убивайтесь.
Все это бойко протараторила Лора, соседка и кухонный психолог в одном лице.
Илию пошатывает. Она едва передвигает ногами. На воздух! Синюю сумку с ожерельем в море! Но море уже далеко. Может, сбросить сумку с пандуса! Под поезд Владивосток‑Москва, как раз гремящий колесами по рельсам в сторону столицы нашей Родины. Избавиться как можно быстрее от опасной штуковины. Илия лавирует между людьми, наклоняется через перила пандуса, смотрит на зеленые островки с травой и кустами, целится, куда бы сбросить сумку.
И тут, в тесной толчее пассажиров она чувствует удар в плечо. Слышит слово «Пардон». И тут же рывок из рук. Илия оглядывается и видит парня, азиатской наружности в бейсболке, из‑под которой выбиваются белые волосы. Лицо его кажется ей знакомым. Хотя, азиаты все на одно лицо. Неудивительно, что кучи китайцев ухитряются нелегально проживать во Владике по одному паспорту. Но Илия узнает его. Белый Огурец! Но тот, с синей круглой сумкой, уже растворяется в толпе. Илия кричит.
– Стой!
И вдруг, она различает дружков своего конкурента Черепковского. Их то она знает хорошо. Свирепый Гари, с малиновой рожей. И Штопор Ильич, верткий, на Ленина чем‑то похож. Сначала они лыбятся ей, как давней подруге после долгой разлуки, а мигом позже, видя рывок синей сумки, несутся за белым азиатом. Слышны свистки полиции.