Амплуа убийцы. Следствие ведёт Рязанцева

– Рыжик! – снова вскрикнула Лена и, присев, стала осторожно вытаскивать острые крючки коготков из дырочек скатерти. – Ах ты ворюга! Вот мама нам задаст.

Как будто услышав её, в прихожей послышался скрежет проворачиваемого в замке ключа. «Кто это?», – встревожилась Лена. Ей стало не по себе – раньше десяти она родителей не ждала и, оставив котёнка на полу рядом с котлетами, поспешила в прихожую.

– Вы чего так рано? – удивилась Лена, наткнувшись на родителей.

– А ты чего в форме? – с той же интонацией спросил Аркадий Викторович.

– Просто примерила. Вы почему не на спектакле?

– Отменили, – разочарованно ответила Евгения Анатольевна. – У них прима, видите ли, не явилась.

– Как это? Разве такое может быть?

– Я вот тоже думала, что не может. Случай просто вопиющий. Подумать только, я целый месяц ждала этой премьеры, весь день провела в парикмахерской, а она взяла и не явилась. Безобразие!

– Ну что ты, Женя, сразу обвинять. Может, человек заболел.

– А позвонить и предупредить нельзя, что ли? Сейчас у всех при себе телефоны.

– Тем более. Значит, что‑то случилось серьёзное. – Аркадий Викторович старался быть объективным.

– Ничего не понимаю. Расскажите уже, в чём дело?

– Я же говорю. Вероника Лебедева, прима, не явилась на спектакль, никого не предупредила, на звонки не отвечает. Так нам Станислава Афанасьевна рассказала.

– Кто такая эта Станислава Афанасьевна?

– О! Станислава Афанасьевна – главный человек в театре. Она раздаёт программки в фойе, – подняв вверх указательный палец, произнёс Аркадий Викторович.

– Сарказм здесь неуместен. Станислава Афанасьевна – моя давняя знакомая, и именно она, между прочим, достала нам билеты на премьеру.

– Всё, молчу, молчу, – ретировался мужчина.

– Мам, расскажи всё по порядку.

– Может быть, я действительно зря возмущаюсь, может, в самом деле что‑то случилось. За ней ведь и машину домой отправили, но никто не открыл.

– А родным звонили?

– Не знаю. Они там сами все в растерянности, к тому же народ стал сильно возмущаться. Деньги, конечно, пообещали всем вернуть, хотя вряд ли они могут компенсировать моральный ущерб. Да и репутация театра пострадала, конечно. – Евгения Анатольевна всунула ноги в тёплые меховые тапочки и направилась в кухню.

Лена озадачено посмотрела на отца.

– Ах ты, негодник! – раздался громкий крик матери. Вспомнив про перевёрнутую тарелку с котлетами, Лена поспешила на возглас. Аркадий Викторович последовал за ней.

Целых котлет почти не осталось. Каждая была либо съедена наполовину, либо надкушена с одного бока. Раздувшийся от изобилия поглощённой еды Рыжик, несмотря на громкий вопль, дожёвывал очередной кусок.

– И что же за день сегодня такой, – причитала женщина. – А ещё говорят, что желудок у котёнка меньше напёрстка.

– Это смотря какого размера палец. – В синих глазах Аркадия Викторовича заискрилась улыбка.

– А раньше за ней такое водилось – опаздывать, не приходить? – Лена, не обращая внимания на котёнка, продолжала задавать матери вопросы.

– Да что ты меня пытаешь, откуда я знаю.

– Вот ты, дочка, и разузнай, ты же у нас сыщик, – предложил отец.

– Для этого должно поступить заявление. – Лена присела, чтобы собрать котлеты с пола.

– Не думал я, что ты у нас такая формалистка. – Слова отца прозвучали как обвинение.

– Я не формалистка, просто с чего вдруг её искать. Может, она укатила куда‑нибудь с любовником. Времени прошло всего ничего, как я понимаю. Никто из родных в розыск не подал. У меня нет оснований. – Лена уговаривала сама себя. Где‑то там «под ложечкой» сверлило нехорошее предчувствие.

– Ты же в знаки веришь, – не унимался отец.

– И что? Какие тут знаки?

– А самые что ни на есть верные. Чтобы прима не явилась на премьеру – случай, в самом деле, из ряда вон. Так? И именно сегодня, когда мы туда пошли.

– Кроме вас там ещё были люди.

– Да, но не у всех дочери – следователи. И ты, заметь, встретила нас в форме. С чего вдруг?

– Да просто решила примерить.

– Вот! Ничего просто так не происходит, – то ли в шутку, то ли всерьёз рассуждал Аркадий Викторович.

– Папа, но ты же в знаки не веришь. – Лена сделала последнюю попытку отвертеться.

– Я нет. Но ты же веришь.

– Ладно, завтра схожу в театр. Может, к тому времени она сама объявится.

 

Глава вторая

 

– Театр начинается с вешалки не только для зрителей, но и для всех служителей Мельпомены, – с расстановкой пояснила Станислава Афанасьевна. Гладко причёсанные с серебряной проседью волосы и тёмный, почти чёрный костюм придавали пожилой женщине значительность не только в собственных глазах, но, наверняка, и в глазах окружающих. Встретив Рязанцеву в фойе, она любезно предложила ей провести небольшую экскурсию по театру.

Взглянуть на закулисную жизнь – предложение заманчивое, но затягивать визит не хотелось.

– Станислава Афанасьевна, а где можно посмотреть на портрет Вероники Лебедевой, и поговорить с кем‑нибудь, кто лучше всего знает её. Собственно, я за этим сюда и пришла. Насколько я понимаю, артистка до сих пор не объявилась.

– Ну как хотите, – обиделась женщина. – Тогда вам лучше поговорить с заведующей труппой Щербань Лидией Васильевной, а портрет вот висит. – Станислава Афанасьевна указала на стену с фотографиями артистов балета и работников театра. – Вот она.

Чёрно‑белый портрет Вероники Лебедевой – ведущей балерины театра – висел первым в ряду представителей актёрского состава. Фотография женского лица была намного больше реальных человеческих размеров, что позволяло подробно разглядеть миловидные черты. С портрета на Лену смотрели добрые и немного грустные глаза.

– А как давно здесь висит эта фотография?

– Давно уж, лет пять точно, а то и больше.

– А как она сейчас выглядит?

– Да так же. Балетные ведь до старости почти не меняются. Даже не знаю, в чём секрет их вечной молодости, может, потому что худые, – пожала плечами Станислава Афанасьевна.

– У неё глаза грустные. Не знаете почему?