LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Aномалия

С первого дня голова у Тони загудела. Этот дом все силы у неё вытягивал, и не брезжило никаких просветов. Джина работала в банке, уходила рано, поэтому Тоня старалась смотаться на работу, убрать садик как можно раньше, сбегать домой, пошурудить на кухне, потом сразу в особняк Зерниных, кормить Кузьму, гулять Кузьму, потом разговаривать, заниматься, потом быстро на рынок, ребёночка‑воспитанника на ручки, больно уж он тихо ходит.

По рынку Тоня неслась быстро, ведь мама Джина могла случайно увидеть её, и тогда всё воспитание быстро бы кончилось. Джина наполовину грузинка, гордая такая. Чуть что не так – вскидывается.

Мальчик нежный, сонный и безразличный, только покачивался на руках, как на верблюде. Пока Тоня платила, он мог схватить яблоко, сливу, и продавцы даже не возмущались, махали рукой – идите, идите с ребёнком. Но Тоня, отбежав, отбирала у Кузи всё, что он прихватил. Не углядишь, в рот потащит. Так получилось однажды. Схватил клубничину, сунул в рот молчком, а проснулся после тихого часа страшней атомной войны. Мама Джина с работы, а тут не пойми кто сидит! Какой‑то осьминог варёный.

– Кузя! Тебе нельзя мандарин! Ты сыпью покроешься!

Но стоп. При няне Тоне эти выходки прекратились.

А когда приехал папа из Москвы, он велел няне Тоне переодеть платье и идти в машину. Джина вышла в макияже, а он: нет, лучше Антонина Петровна поедет с нами, она с ребёнком лучше справится, если что. И это маме Джине точно не понравилось. Но Зернину надо было ребёнка врачу показать, и он долго не рассуждал.

И когда Тоня через неделю отпрашивалась на выходной, Джина не соглашалась.

А Тоня сказала бесцветным голосом: «Извините, Джина, ко мне машина с бетоном придёт».

Залить бетон надо было в нулевой этаж и на площадку перед домом. Что‑оо?

Муж никак не мог, у него другой бетон на стройплощадке был. И когда водитель подогнал бетономешалку к дому, не торопясь, вылил часть через рукав прямо в подвал, оставалось только разровнять. А часть в огромную мульду около ворот. И тут только увидел, что появилась около мульды тонкая женская фигура с тачкой и лопатой. И у него, закалённого человека, перевернулось нутро. Он понял, что это по её душу пришла бетономешалка. Как же она сладит? И бригады все заняты, все в работе. И, чтоб не смотреть, уехал. А Тоня стала разравнивать. Потом тачкой в мульду. Потом сверху воды. Потом у мульды крышку еле закрыла. Ей так спину разломотило, что она зашла и легла на пол на кухне.

 

Когда опять приехал папа Зернин, он велел Кузю красиво одеть и посадил его в машину джип. Пристегнул. Мама смотрела на сборы, стояла. Но папа снова велел няне с ними ехать. Маме не разрешил. При няне Кузя не бесился. Он только тихо пинал няню ногой и показывал кулак, но няня всё время улыбалась. Няня Тоня, наскоро причесав свои мокрые кудри, держала Кузю за ручку и кивала ему. «Что творят! – думала она. – Помирить их надо. Что ж они как собаки, а Кузя мучается».

– Что ему купить? – спросил Зернин.

– Не надо ничего, – ответила няня. – И ягоды ему нельзя, будет сыпь, а от оружия в нем агрессия. Не надо ему автоматы покупать, он стреляет, грохот, слова нельзя сказать. Игрушки в окно кидает. Людям на головы.

– А что вы советуете?

– Вот таких куколок. Что на ручку надевают. Чтобы сказки играть.

– Да какие сказки. Что вы. Чушь такую современному ребёнку.

– Трёх поросят.

– Гм, – покачал головой Зернин.

– Вы у меня просили документ об образовании. У меня с собой. Пединститут.

– Да ладно. Вы, правда, думаете, он заговорит?

– Заговорит. У меня все говорят. Со временем.

Они приехали в какой‑то белый кабинет. Там тётки в белых халатах всё писали и что‑то папе говорили, потом няне говорили. Ала‑бала. Кузе было жарко, одиноко, и он заснул. Обратно Зернин на ручках нёс.

«Почему же он такой красный? – думала няня Тоня. – Может, от стыда? Может, потому что я в халате, словно из кухни вышла? Так меня никто не предупреждал наряжаться‑то».

Ей было жалко могучего Зернина, который украдкой гладил губами голову Кузи, жаль его, жаль нервную жену Джину, которую даже не взяли на комиссию. Но няня ответила на все вопросы. И как занимается с ребёнком. Куда водит. Джина не занимается, только ругает. В общем, разошлись, а её бросили на прорыв. Эх, родители… Сын вам не нужен. Сами не полюбили дитя, так давай ты, няня. Люби за деньги…

 

Эпизод 4. Сторож

 

После работы в особняке Зерниных, Тоня – худенькая женщина в горошистом длинном платье спешила домой, чтобы покормить стариков. Цистерну овсянки, опять наваренную бабкой, ела постепенно сама, но знала, что завтра будет такая же цистерна. «Мама. Кому варите? А сами не едите». – «Нельзя такую сладкую». – «Так не варите. Варите без сахару». – «А как же? Противно». Бесполезный разговор. На дежурство в садик пришла поздно. Огляделась – нет ли щёлок света, не засиделась ли заведующая. Нет. Выключилась стиралка, запиликала. Надо развесить белье. На кухне всё вымыто, стоит приготовленная кастрюля с мытой свёклой. Это сварим за ночь. В холодильнике рыбная котлетка и кефир. Ишь ты. Позаботились. На дежурстве Тоня обычно что‑то делала, работала по мелочи. Чинила одеяльца, прищепки ломаные. Потом читала молитвы. Окна садика выходили на площадь. И когда на площади проводили праздник, становилось людно и шумно, дежурить было нервно. А тут вроде всё тихо. Музыка не гремит, ракетами не пуляют.

Около двух почти задремала после обхода. Трах! Посыпались стекла! Взяла рупор и на склад. «Стой, ни с места! Сторож, вызывай полицию». А сторожей, кроме неё, никаких. Два алкаша кинулись назад в окно. После рупора вбежал и залаял Дружок. Ох, и голос у крохотного пёсика! Ну вот, показалось, что он с ней не пошёл. Участковые с площади подъехали, и вот уже всё пусто. Акт составили, фанерой окно закрыли. «Антонина Петровна, когда решётки поставите?» – «Поставим…» Её трясло. Воры метили на сахар‑песок, не успели. «Тихо, тихо Дружок. Умница моя». Какой теперь сон. Сварила свёклу.

В четыре светло уже. Пошла участок подметать… В песочнице мадам сторожиха обнаружила толстого, хорошо одетого человека. Светлые брюки, дорогая барсетка. «Вставайте, мужчина. Уходите, пока нет никого. А то придут тут из полиции. Объясняй им». Человек не вставал, только мычал.

По площади проехала с воем скорая. Человек медленно сел, держась за голову.

– Где я?

– В детсадике. В песочнице.

– Вы кто?

– Сторож. Уходим, говорю, уходим.

– Да нет, я спрашиваю – где, в смысле – город какой.

– Воронеж, пригород.

Лицо толстого человека исказилось. Он явно не ждал такого ответа. В чёрных глазах плескалась мука, не выразимая словами. Дружок, склонив голову, тоже скорбно молчал.

TOC