Aномалия

***

 

Почтовый ящик.

Дорогая сестра. Уже начинала, но не договорила тебе про Чехова. Больше стала читать, и в основном, это на ночных дежурствах. Ну что ж, «Чайка» не понравилась, мура и скукота. Я не говорю, что автор дурак, нет, вернее, просто время было другое, сто лет прошло как‑никак, по‑другому жили, по‑другому рассуждали. Но есть там в пьесе персонаж, который мне понравился, это Сорин, он и разговаривает смешно, и сам какой‑то странный, но интересный, прикольный мужик.

«Тут тебя так доймут всяким вздором, что ты первого дня бросишься вон…», «талант не пропьёшь…». Очень ёмко, и ярко, и кратко. Смеюсь на этом моменте. А ещё – «у меня никакая наружность, будто я запоем пил…» Теперь если кто спрашивает: «Что с тобой?» отвечаю: «Это у меня наружность такая…»

И он является братом главной героини Аркадиной. Там так и сказано, что он носит чин статского советника и считается добрым, мягким, бесхарактерным человеком, за это врач Дорн называет его старой бабой. «Люди – скучные сущности, следовало бы вашего мужа отсюда гнать в шею. А ведь всё кончится тем, что старая баба Пётр Николаевич и его сестра попросят у вас извинения. Вот увидите».

Вместе с Сориным в усадьбе живёт его племянник Константин, актриса поддерживает племянника, который хочет стать известным. Конечно, несмотря ни на что, мне всё‑таки очень жалко Треплева, он вызывает у меня сочувствие. Жалко Треплева из‑за пьесы его неудачной и главным образом из‑за матери. Это видимо из‑за того, что я в его положении всю жизнь была. Всегда существовал какой‑то авторитет рядом, который давил, авторитет моей матери Лидии. И меня тоже не любили, меня стыдились, как и его, лишь иногда на меня милостиво обращали внимание, потому, что я глупенькая и болезненная… Моё ничтожество вызывало только жалостливые взгляды. И я тоже от этого страдала, и в том числе в детстве (как и он) на всяких взрослых собраниях. Моя мать всегда считала служение государству главным, она также считала, что учитель должен быть как артист – всегда на виду. Аркадина сравнивала себя с такими, кто всегда на виду. Мать тоже всегда подчёркивала, что она одна и у неё один ребёнок…

«Правда, тебе нужно жить в городе» (Треплев – Сорину). По словам племянника, господин Сорин тоскует в деревне и из‑за этого плохо себя чувствует: «Ему нездорово жить в деревне. Вот если бы ты, мама, вдруг расщедрилась и дала ему взаймы тысячи полторы? две, то он мог бы прожить в городе целый год» (Треплев не за себя просит).

«Я прослужил по судебному ведомству двадцать восемь лет, но ещё не жил, ничего не испытал в конце концов и, понятная вещь, жить мне очень хочется. Вы сыты и равнодушны, и потому имеете наклонность к философии, я же хочу жить и потому пью за обедом херес и курю сигары. Вот и всё. И в шестьдесят лет жить хочется» (Сорин о себе).

Там дальше Аркадина говорит, что никогда не была фефелой, не распускала себя, и моя мать говорила так же. Совпадение. Наверное, хотела воспитать у меня какую‑то исключительную аккуратность? Возможно, не хотела, чтобы я держала руки в карманах. Но зато теперь я хожу, всегда держа руки в карманах своего халата. Но поведение Треплева мне тоже не всегда понятно. Вот, например, я не понимаю, зачем он принёс с собой дохлую чайку. И как вообще можно, если любишь человека, так обижать его, показывая ему дохлую птицу, а, например, не цветы! Типа того, что я и себя могу убить, как эту чайку. Ради чего этот мерзкий эпизод? Ради вызова? И вот теперь Чайка становится эмблемой целого театра! Говорят, что все любовные коллизии в Чайке разрушительны, не верит ни в какую любовь обиженная провинциальная женщина, вот и всё. И не понимаю, зачем театру нужен был такой позорный символ.

И вообще, здесь слишком с Островским всё связано. Эту драму Чехов называл комедией… Прямо чёрный юмор какой‑то, наверное, всё было бы смешно, если бы не было так грустно. Вообще, Чехов был какой‑то невезучий и скучный человек, для него понятия страдания и смешного где‑то даже сходились, смыкались…

Треплев и Тригорин. У критиков я читала, что не зря Чехов дал такие фамилии, они выражают характеры. Тригорин считается положительным и сильным, как три горы… Ничего мужского в нём не увидела, занят только пополнением своего словарика фраз. Аркадина им вертит, как хочет, а он за Ниной волочится. А вот Треплева всё‑таки ценю, он всё же стал писателем, и он больше всего мне понятен. Машу вообще презираю.

Зачем написана пьеса, к чему зовёт? По‑моему – не верить Тригориным, не замечать Аркадиных, верить только в Бога и в себя… А вот если кого поставишь выше Бога, как я Медину, так небеса накажут…

«Дядя Ваня». Я думаю, что Астров – это Чехов, но я о другом сейчас. Сама понимаешь, проблема «старый муж и молодая жена» меня очень задела, это больное моё место. Вечно эти старые к молодым лезут. И в то время такая проблема была, а не только у тёти Тани с Наташкой (и её старым мужем) и у тёти Ани с Аллочкой. Вообще‑то очень уважительно отношусь к возрасту и старости, но когда лезут на молодых, это дико раздражает. Вернёмся к Чехову. Войницкий и Соня – две яркие личности мне очень понравились. Астров, тоже ничего плохого. Хорошо Олеся говорит: «Раньше, давно, я ходила на спектакль «Дядя Ваня» и сама слышала выражения «небо в алмазах, заткни фонтан». Ворчу, как старый хрен. А теперь со смехом понимаю, что это мы надёргали фраз Чехова. У меня сильное волнение, когда начали говорить о продаже имения, об адской работе по преодолению долгов. Очень уважаю Войницкого, что не полез на Елену Андреевну, не воспользовался ситуацией скучающей женщины. Астров (читай – Чехов) так и говорит в пьесе: «Не люблю русскую уездную жизнь, терпеть не могу и презираю всеми силами моей души». Я тебе писала в прошлом письме, что не любил Чехов Мелихова, ради отца там торчал. А ты, наверно, хотела опровергнуть, потому что Чехов – певец русской души. Конец пьесы тоже очень понравился. Вообще «Дядя Ваня» – лучшее произведение Чехова, всё честно.

 

Немного отвлекусь. Я купила альбом воронежской художницы Елены Кокориной, тема альбома – городской пейзаж. Это художница молодая, вроде Медины. А поскольку я с Павельевой занимаюсь краеведением, мне очень понравилось. Даже Антон целый час рассматривал этот альбом, хотя ничем, кроме автогонок и футбола не интересуется, ещё сюжетные книги, правда. Альбом и вправду необычный. Дома, построенные Антоном, он всегда видел в сером цвете, а здесь те же самые дома засияли новыми красками – сиреневыми, если утро, и оранжевыми, если вечер. Пообещала себе книг не покупать, но удержаться не могла, тебе тоже понравится, если сможешь рассмотреть, конечно, мелковато для старых глаз.

Я продолжаю покрывать лаком два стула и столешницу из вологодской сосны в своей спальне, каждый слой медленно сохнет, но получается очень хорошо. Готовишься ли ты к Новому году? У нас есть коньяк от Павельевой, берегу к празднику, купила шампанское Абрау‑Дюрсо… Вообще‑то жизнь прекрасна и удивительна, если бы не отец. Вчера утром проснулась от пения птиц в саду, это декабрь, вообще хочется строить хрустальные замки, в теле лёгкость и душа поёт. Я тебе говорила, что последнее время увлеклась Оскаром Уайльдом, нравится безумно, потом напишу почему. Вот кто писал чудесно и прямо душу завораживает. Пока всё.

Про издательство Болховитинова… Валь, ты не могла бы написать письмо в издательство? К 425 юбилею города они выпустили роскошную вещь – набор открыток с именами исторических личностей. Для краеведов это настоящая находка, составитель Дмитрий Дьяков, поклон ему в ножки за эту работу. Но в этом наборе почему‑то нет Троепольского и Дубровина, как же так. Это же люди с далеко идущей славой. Может, будет переиздание или допечатка, так необходимо вставить туда этих писателей. Мы с тобой обе их любили, и другие тоже, и все говорят, что вставить надо. Я, конечно, тоже могу написать, есть компьютер, но кто я такая? Сторожиха в саду, а ты напиши, как писатель, тебя, может, послушают.