Баловень – 2
Первым, как ни странно, опомнился Таджик. По‑бабьи всплеснув руками, он рухнул на землю и прикрыл голову ладонями. Пашка быстро взглянул на Парвиза. «У меня только одна секунда» – успел подумать парень, нанося удар в горло старшему охраннику. Он видел, как враз обмякшее тело душмана валится под ноги, и как пришедший в себя Фрол огромными скачками несётся к водителям, по дуге огибая присевших на корточки Заки и его телохранителей. «Ствол! Мне нужен автомат! Духи все попрятались» – мысли смешались, но Коробов смог собраться. Схватив, поливающего короткими очередями окна и двери хибар казаха, крикнул:
– Хорош, Сабыр! Давай к машине. На бегу стреляй…
Воздух заполнился автоматными очередями. Это подчинённые Парвиза пришли в себя и открыли огонь из укрытий. Коробов оглянулся. Два других пленника, имена которых он так и не успел узнать, корчились в судорогах на грунте. Пашка застыл на мгновенье, но в это время услышал сдавленно‑хриплый голос казаха:
– Помоги, братан! Зацепило меня малость…
Подхватив подмышки товарища, Пашка зачем‑то взглянул в сторону Заки. Тот лежал за телом раненного моджахеда и пустыми глазами смотрел в его сторону.
– Щас, братишка… Щас наш рыжий подскочит…
Он инстинктивно пригнулся ещё ниже в ту же секунду рядом заскрипели тормоза. В небо поднялась пыльная завеса.
– Сигай сюдой, Пехота! – Фрол кричал, почти распластавшись на переднем сиденье.
Пашка напряг остатки сил и втолкнул Сабыржана в салон.
– Помоги… Сабыр ранен… тяжёлый. – В это же момент он почувствовал горячий удар в бедро и заорал от боли и нетерпения. – Тяни, твою мать!
Разведчик подхватил тело казаха. Пашка, швырнув автомат в кузов, почти теряя сознание, всё же смог перевалить ставшее непослушным тело на платформу.
Фрол, тихо матерясь, резко нажал педаль газа.
Глава 9. Пуштунвали. Кодекс чести
Вождь не смог сдержать мимолётной улыбки. Ему всё больше и больше нравился американец, который несколькими фразами, сам того не ведая, указал высокомерному таджику его настоящую роль. Незавидную роль безмолвного свидетеля. Кабир даже не счёл нужным уведомить журналиста, что пленники являются собственностью Джалалудина. Бросив короткий взгляд на маленький кейс с документами, ответил, быть может, с некоторой поспешностью:
– Завтра эти люди будут в полном вашем распоряжении, уважаемый Алжирец. Сегодня им предстоит сделать нелёгкий выбор между светом и мраком безбожия. И те, кто примет правильное решение, будут готовы ответить на все ваши вопросы. Мы искренне заинтересованы в правдивом освещении событий в нашей многострадальной стране. – Оглядев дастархан с яствами, гостеприимно развёл руками. – А теперь, дорогие гости, угощайтесь. Вам надо восстановить силы после долгой и трудной дороги. Начнём же трапезу с именем Аллаха!
Внезапно где‑то невдалеке раздалась длинная автоматная очередь. Мужчины одновременно взглянули на хозяина. В глазах гостей читалось недоумение и тревога. Кабир замешкался лишь на секунду, подбирая слова для объяснений, но этого времени вполне хватило Джалалудину, который, отставив в сторону пиалу, голосом, полным приторного сочувствия, успел задать вопрос с явным подтекстом:
– Вероятно, выбор неверных оказался слишком тяжел для них? Вашим людям потребовались более весомые аргументы…
Он не успел закончить свою речь. Автоматная очередь прервавшись на мгновение, тут же переросла в ожесточённую перестрелку. Но вождь уже вполне овладел собой. Тяжко вздохнув, он слегка приподнял руки вверх ладонями:
– На всё воля Аллаха! Мои советники – люди, умудрённые опытом. Они не станут тратить патроны впустую. Давайте продолжим прерванную трапезу и дождёмся Заки. Надеюсь, он принесёт нам правдивые и добрые вести.
Джалалудин с трудом удержался от соблазна продолжить скрытые нападки на хозяина. Даже не потому, что обладал врождённым тактом и знал правила, предписанные гостю. Он просто боялся преступить ту черту, за которой начинал действовать закон мести – незыблемый принцип кодекса чести пуштунов. Полевой командир вполне осознавал, что, если он нарушит неписаный свод законов гордого племени, его отряду не выйти живым из пределов Кабира. Благоразумно замолчав, гость снова поднял пиалу, но в этот момент в разговор внезапно вмешался Алжирец. Его лицо по‑прежнему было спокойным и приветливым, но в глазах затаилось беспокойство. Придерживаясь тональности хозяина, журналист заговорил неторопливо и слегка нараспев:
– Прошу простить меня, многоуважаемый Кабир, если я по своему невежеству нарушаю этикет. Поверьте, мои помыслы чисты и в них нет желания причинить вам обиду. Я хочу лишь напомнить вам о своей небольшой просьбе. Мне необходимо поговорить с пленниками.
Вождь нашёл силы для дружелюбной улыбки:
– Просьба гостя – закон для хозяев. Так гласит наш обычай. Но я должен повториться: на всё воля Всевышнего. Давайте дождёмся вестей от моего советника.
***
Заки, дождавшись окончания стрельбы, поднялся с земли. Он был взбешён случившимся и в тоже время понимал, что повёл себя не так, как положено воину. Ему просто необходимо было реабилитироваться в глазах охранников. А это можно сделать лишь одним путём: переложив вину за проявленную им беспечность на Парвиза и на самих боевиков. Оглядев вышедших из укрытий людей гневным взглядом и в сердцах пнув бездыханное тело своего нукера, заговорил громко, с надрывом, то и дело прерывая речь проклятиями:
– Вы! Дети шакалов и ослиц! Как вы позволили неверным бежать?! Я, понадеявшись на вашу храбрость, считал вас воинами… Я даже оружия не взял… Глупец! Но вы оказались воплощением трусости и бесчестия! Вы постыдно попрятались в домах, позволив им завладеть оружием и машиной. Позор на мою голову!!! Что я отвечу нашему вождю, когда он будет задавать мне вопросы? Что мои воины оказались неразумнее младенцев и трусливее женщин?! Это я должен буду сказать уважаемому Кабиру? И ещё я должен буду сказать, что Парвиз, лишившись разума, сам передал свой автомат шурави, который ввёл его в заблуждение детской улыбкой и словами, сказанными на языке собак? О, Всевышний! За что ты так жестоко наказал меня? – Картинно воздев руки к небу, Заки искоса взглянул на стоящих неподалёку людей. Заметив, что его, наполненные трагизмом слова, произвели нужное впечатление, опустил руки и тихо, как бы про себя, добавил. – Слава Пророку, что достопочтенный мулла был рядом со мной и сможет подтвердить правоту моих слов…
Толпа испуганных и растерянных охранников расступилась, позволяя пройти священнослужителю. Заки взглянул на муллу. Тот, несмотря на бледность, был спокоен и сдержан. Советник с почтением склонил голову:
– Скажите что‑нибудь, многоуважаемый служитель Аллаха и его Пророка! Я нуждаюсь в вашем совете и напутствии…
В глазах муллы мелькнуло злорадство. Он не любил Заки. Человека пришлого, чужого и излишне самоуверенного. Не любил, но всё же решил подыграть. Тяжко вздохнув, смиренно опустил взгляд:
