LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Бела + Макс. Новогодний роман

Книга: Бела + Макс. Новогодний роман. Автор: Игорь Кочкин

Бела + Макс. Новогодний роман

 

Автор: Игорь Кочкин

Дата написания: 2023

Возрастное ограничение: 16+

Текст обновлен: 14.08.2023

 

Аннотация

 

Время действия романа «Бела + Макс» – 1960–1990 годы, когда происходило «внезапно‑поэтапное» разложение советской Империи, контролировавшей после Второй мировой чуть ли не полмира и рухнувшей чуть ли не в одночасье, рассыпавшись на феерично‑разнокалиберные республиканские осколки. Когда homo soveticus оказался на разломе эпох, до и после exitus letalis Советского Союза, и когда образовалось новое «потерянное поколение», в чём‑то очень похожее на героев «Фиесты» Э. Хемингуэя и «Трёх товарищей» Э. Ремарка. Когда десятки тысяч рускоязычных семей на национальных окраинах СССР «вдруг» стали маргиналами в прежних своих домах и вынуждены были искать в новых для себя землях новые Родины, ощутив всю прелесть эмигрантских мытарств. Когда (по словам Буша‑старшего) мiр избавился от коммунистического Зла. И далее по всем признакам должен был наступить планетарный капиталистический Рай на Земле.

Наступил ли этот Рай – вопрос, на который ответит автор.

 

Игорь Владимирович Кочкин

Бела + Макс: новогодний роман

 

© Игорь Кочкин, 2023

© СУПЕР Издательство, 2023

 

До свиданья, друг мой, до свиданья… Не грусти и не печаль бровей, – В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.

С. Есенин, 1925.

 

Ко всем прочим неприятностям погода с наступлением темноты менялась на глазах.

Снег, как по команде, неожиданно повалил какими‑то неправдоподобно‑большими хлопьями. Именно повалил, а не пошёл.

Потом (как нельзя кстати) прозвучал осторожный вопрос жены:

– Хочешь, я сяду за руль?..

 

Нет чтобы спросить просто (возможно, с некоторой долей иронии, но без перебора):

– Вот паранойя – из головы вылетело: какой сегодня день?.. Какой, чёрт меня побери, день сегодня?.. К новогоднему столу, надеюсь, мы успеем?

А я бы ответил:

– Сегодня тридцатое декабря 1997 года, дорогая. Времени у нас в запасе – до праздничного пиршества – воз и маленькая тележка: целых двадцать восемь часов, и даже с хвостиком. Мы не только до Бобруйска – до Москвы домчаться «успеем»… легко!

 

Дальний свет фар нашей «Лады‑Самары» практически натыкался на сплошную белую завесу впереди – видимость нулевая. А в салоне автомобиля – парадокс! – стало уютнее. Уютнее и теплее.

Прежняя какофония звуков, извергаемых динамиками радиоприёмника, больше не раздражала, а, наоборот, убаюкивала. Беспечный полушёпот ведущего таинственно вещал о разных пикантных обстоятельствах, которые подстерегают обывателя накануне праздников.

До Нового года – сутки с небольшим!

Счастливчики из радиослушателей, прорвавшиеся по телефону в прямой эфир, перепуганными от восторга голосами взахлёб рассказывали свои смешные истории. Звучали бесконечные приветы и пожелания Леночкам и Славикам, Ирочкам и Гарикам, и всем‑всем‑всем! Милой бестолковщине предпраздничной суеты оставалось только позавидовать. Позавидовать и заразиться ею (если получится).

Любопытно: если на одну чашу весов бросить нашу хроническую усталость, вечные проблемы и вечные, не имеющие ответов вопросы, а на другую – новогоднее ожидание чуда, когда кремлёвские куранты пробьют полночь, что (интересно) перевесит?

На мгновение представилось, как одиноко в ночи движется (нет, скорее несётся) по совершенно пустой трассе наш автомобиль, оставляя позади километр за километром, несмотря на пургу и несмотря ни на что.

Со стороны это так, наверное, и выглядело. (Между иллюзией и реальностью – пропасть.)

Дорожное полотно представляло собой слой жижи из мокрого снега и воды. Под этим слоем то и дело обнаруживались участки гололёда. И тогда автомобиль начинало носить из стороны в сторону. Чтобы удержать его на дороге, приходилось снова и снова утапливать педаль газа, увеличивая скорость, и тем самым выравнивать движение (пока это удавалось). И вместо того, чтобы (расслабившись) полулежать сейчас в кресле (а это в тот момент мне требовалось больше всего), приходилось, сжав одной рукой руль, другой – рычаг коробки передач, ждать очередного участка гололёда.

Жена, несмотря на внешнее спокойствие, тоже вся в напряжении.

И вместо того, чтобы без умолку говорить (болтать о чём угодно, только бы не молчать), сидела неподвижно. Только однажды, когда я (в который раз) на ощупь нашёл на панели валидол и откусил часть таблетки, спросила сдержанно‑ровно (по крайней мере старалась, чтобы прозвучало это нейтрально, без эмоций):

– Хочешь, я сяду за руль?..

 

С какого перепуга – не знаю, но – словно голосом Достоевского – прозвучала цитата из его «Бесов»: «…сцена вдруг переменяется, и наступает какойто “Праздник жизни”, на котором поют даже насекомые, является черепаха с какимито латинскими сакраментальными словами, и даже, если припомню, пропел о чёмто один минерал, то есть предмет уже вовсе неодушевлённый…» И с каким это смыслом? С какой подоплёкой?

Будем считать, что без всяких смыслов и без всяких подоплёк.

 

Стрелки датчиков на приборной доске покачивались влево‑вправо, влево‑вправо…

Ярко‑зелёные цифры на электронных часах отсчитывали секунды: 19:44:57, 19:44:58, 19:44:59 и вот, наконец, ровно 19:45:00.

 

Нет чтобы спросить просто:

– Макс! Ты, вообще‑то, как? В состоянии проехать эти несчастные сто сорок четыре километра до Бобруйска? Или нет? Если нет – скажи.

Что помешало жене сказать так? Или примерно так?

TOC