Бела + Макс. Новогодний роман
А если (вопреки здравому смыслу) это всё‑таки произошло? Наверняка бульдозер партийной идеологии размазал бы своими гусеницами и журнал, и главного редактора.
Что касается меня – я отделался бы лёгким испугом, но путь к доброму имени мне был бы заказан.
Пришлось бы Максу подождать лет десять, пока народу не объявят о – святая святых! – «Свободе Слова» (по Ельцину, в соответствии с методичками радио «Голос Америки»). А до тех пор пришлось бы походить в дворниках.
Василий Яковлевич, ссутулившись над письменным столом, ещё раз пересмотрел рукопись. С начала и до конца. С конца и до начала. В том числе по диагонали.
– У вас оказались все сыты, – проговорил он ровно, без эмоций. И добавил после паузы: – И целы: ну‑ну.
Что это «ну‑ну» могло означать (похвалу? разочарование?), я понял, когда на доске объявлений увидел приказ по редакции: «Зачислить в штат «АТК» на должность корреспондента…»
– Если серьёзно, я до сих пор не могу найти ответы на некоторые «пустяковые» вопросы.
– Например? – спросила Бела.
– 1. Почему я не наведался в редакцию «Боевого Знамени» (которая в 1974 году находилась на расстоянии километра от моего дома), чтобы спросить совета у майора Звягинцева: как быть с работой? 2. Почему я позвонил в журнал «Автомобильный транспорт…», о котором прежде знать не знал? 3. Почему по телефону мне ответил не секретарь и не рядовой сотрудник, что должно было произойти в 99,99 процентов из ста, а главный редактор?.. С лёгкой руки Захарова и началась (вдруг!) моя карьера.
– «Случайная встреча, по Ницше, – самая неслучайная вещь на свете», – улыбнулась Бела. – Может, на твои вопросы и ответы искать не надо? Есть такая поговорка: «Один дурак может задать столько вопросов, что на них не ответит и сотня мудрецов». Логичен вопрос: кому больше нужны «ответы» – единственному дураку? Или сотне мудрецов?
– «Ответы» не нужны только горбатым кретинам, – улыбнулся я.
– Вот как? Только им? «Меня привлекает ваш склад ума. Мы с вами похоже мыслим, с той только разницей, что вы безумны»[1].
После апреля 1985‑го «горбатыми кретинами» мы окрестили тех, кто стал вылазить на свет из всех щелей в государстве под названием СССР. Бела не могла этого забыть. Тем не менее она устроила этот шутейный диалог: хотела развеселить меня? Ей это удалось.
Итак, начало партии на чёрно‑белой шахматной доске было положено. В ноябре 1982 года мне был дан шанс (по возможности грамотно, не горячась) разыграть её.
Положительный исход этой партии (то есть карьера и благополучие) дался мне просто. И сложно.
Просто – потому что существовали устоявшиеся чёткие правила игры, определённые советско‑коммунистическими порядками. Первый раз загляделся – потерял фигуру. Второй раз прохлопал ушами – потерял инициативу. Смог обойтись без грубых ошибок, да ещё провести одну, две, три, десять результативных атак – ты уже близок к королю противника и готов угрожать шахом, а может, и матом.
Сложно – потому что в ходе игры тебе могли бы переломать не только руки и ноги, но и надломить твоё «Я». А могли (случись ситуация игровой мясорубки) и вообще превратить в фарш – слишком уж много существовало разных «но» в те загадочно‑парадоксальные времена. Тогда недостаточно было иметь лёгкое перо, холодную голову и ясную цель. Помимо всего этого, следовало ещё не ошибиться со вступлением в серьёзную игровую комбинацию: войдешь в неё рано – плохо, замешкаешься – ещё хуже. Но если уже ввязался в бой – придерживайся простого правила: делаешь – не бойся, боишься – не делай.
Мифы об СССР, где невозможно было сделать карьеру, – мифы и есть. Кто мог запретить шагать вверх, ступенька за ступенькой, по служебной лестнице? Партийцы?.. Это бред! Бред сивой кобылы.
Начало (дебют) в редакции «АТК», затем переход в газетный еженедельник, следом – работа на ТВ (когда круг моих героев расширился беспредельно:
от последнего пьянчужки до недосягаемых вельмож республиканской партийно‑советской элиты) – всё пришлось ко времени. Не поздно и не рано.
Особая пикантная привлекательность (непривлекательность) той «расчудесной» поры состояла в том, что работать и жить выпало на разломе эпох: до 1985 года и после 1985‑го. До перестройки и при перестройке. До Горбатого и при Горбатом: начало конца!
Какое же это было интригующее время, когда во власть пришла демократическая шпана (это позже о ней будут говорить как о предателях и подонках), до той поры тихой сапой обитавшая где‑то в потайных своих местечках и вдруг вылезшая – все как один – на свет.
Они громче всех и кричали: «Перестройка! Гласность! Горбачёв!..»
А Горбатый тогда лихо куролесил по стране, заливаясь соловьём перед народом. Выступал без бумажки в руке.
Кто обратил тогда внимание на такие его «гениальности», как выражения «углу́ бить», «обóбщить»? Единицы.
Большинство были в восторге, что новый генсек не мямлил, как поздний Брежнев: «какой, однако, головастый – не то, что эти старые коммуняки!»
Когда рядом с ним появился ещё один (символический) персонаж перестройки – первая леди СССР! – стало ясно: стране скоро придёт полный и окончательный кирдык.
Вот и настало время, когда не надо блистать талантами (это не обязательно).
Другое дело – если у тебя престижная квартира в престижном районе. Если производитель унитаза в твоём туалете[2] из европейской страны. Если марка твоего автомобиля (ни в коем случае) не ВАЗ. Если на твоей шее и пальцах крутые цацки. Если одежда на твоём теле из забугорных бутиков, а не из совкового ЦУМа.
Бела тогда согласилась:
– Правильно: чтоб подруги завидовали, потому что у них отстойная бирка на нижнем белье.
Я ответил:
– И да пребудет с ними счастье!
[1] Дж. Оруэлл.
[2] «Спальни французских королев, славившихся изысканностью и богатством, поблекли бы рядом с будуаром Раисы Максимовны. К спальне примыкал не менее роскошный санитарный блок с ванной, туалетом, биде, раковинами разных размеров. За этим блоком, как ни странно, был расположен точно такой же, словно двойник, но выполненный в другой цветовой гамме». А. Коржаков, «Борис Ельцин: от рассвета до заката».
