Бела + Макс. Новогодний роман
– «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!»[1] Вот незадача: в нашем случае сказку былью ты не сделал. Почему удаче (оказаться в нужное время в нужном месте), которая тебя любила, ты не ответил взаимностью?
– Ты это о чём? Когда казахи подставили меня и я, бросив все дела, должен был встречать ПредСовМина?
– Ну да: когда мы легко могли переехать в трёхкомнатную (четырёхкомнатную) квартиру. Но (возьмём это на заметку) по твоей милости мы не переехали никуда. Молодец! Освежи‑ка детали этой истории. Или слабо?
– Даже не знаю, что на это скажет мой «друг – особа юных лет».
– Не волнуйся. Я уже получила от неё согласие. (И от Шэрон Стоун – тоже.) Рассказывай смело. При одном условии: чтобы небо с овчинку не показалось!
Сижу, значит, я в монтажной АСК‑2[2] (тем, что рядом с ЦК Казахстана). И, как это бывает в нужное время и в нужном месте, ничего у меня (хоть ты тресни) не клеится: то того нет, то сего не хватает.
Моя «киношка», которую я монтирую, стоит в завтрашнем эфире, но она не готова ещё и на четверть. На часах – 18:00, конец рабочего дня.
По внутреннему телефону я звоню в отдел координации и говорю, что мне нужна ещё одна смена: буду пахать до упора, чтобы хоть к полуночи (с горем пополам) управиться.
Следом (совпадение?) по телефону звонят мне. Звонят из Дирекции программ. И не секретарь. Звонит самый главный, у кого я под началом, чьи приказы я обязан выполнять, а не можешь, не хочешь – гуляй, Вася: предлог для увольнения без выходного пособия найдут быстро и исполнят в аккурат.
– Минут через десять – пятнадцать будьте любезны встретить Председателя СовМина в фойе Гостелерадио! – слышу я в трубке приказной голос. – Шалахметов в командировке.
Шалахметов – это председатель Гостелерадио республики, и это его прерогатива принимать такого ранга гостей, но никак не моя. В конце концов, у Шалахметова есть замы. Есть замы и в Дирекции программ, которые выше меня в табели о рангах.
Но работать с ПредСовМина должен всё‑таки я, несмотря на то что я сам весь в запарке.
– Посмотрите внимательно текст его выступления по поводу декабрьских событий 1986 года. Тема тонкая. Здесь мордой в грязь нельзя никак!
Я слушаю и параллельно думаю: а мне, значит, если я сорву свой эфир завтра, мордой в грязь – можно?
– «Рыбу» выступления референты подготовили. Но (всё равно!) гляньте свежим глазом: что там идёт поперёк, что – как надо. Что поперёк – поправьте. Потом всё это надо записать в студии. И чтобы всё было по высшему классу!
Я слушаю и прикидываю: на это как минимум уйдёт час времени (а то и два). Пока выставят свет, пока установят пару телекамер, пока прикрепят петличку‑микрофон, пока отстроят звук…
– А вы как хотели? Заниматься только собственными проектами за гонорар? Надо – замечу вам – и отработку «иногда» делать, за которую не светят гонорары… А то глядишь, Макс, вы так и привыкнете напрягаться только за свой эфир. Нет, так не пойдёт! Кому‑то надо и черновую работу делать!
Я слушаю и отмечаю для себя, что, оказывается, писать в студии ПредСов‑Мина – это «черновая работа».
– Короче, про «сесть в лужу» не забудьте – это приказ! – После этой фразы следует многозначительная пауза.
Я думаю: как будто есть случаи, когда обмишуриться можно и нужно, и это есть норма для всех и вся! Только мне было не до смеха.
Эту работу могли отдать любому свободному режиссёру, любому редактору, которого не поджимает завтрашний эфир. Но отдают её мне!
– Что там за «рыбу» сделали – хрен её знает, – повторил директор Главной дирекции программ Каз. ТВ. – Так что давайте, Макс! За работу. – Короткие гудки в трубке.
Я – злой, как собака, – останавливаю свой монтаж. Потому что мне надо бежать, чтобы встретить высокого гостя. Ещё мне надо забыть, что это не моя работа и не моя забота, когда собственный эфир висит на волоске.
Я мчусь галопом – другого выхода нет. Надо отрабатывать ежемесячную фиксированную зарплату в 140 рублей, от которой я с превеликим удовольствием отказался бы. Если можно было.
N. B.: На телевидении к тому времени образовались две группировки: это казахи (те, кто восстал из «пепла» после декабря 1986 года) и коммунисты (колбасники), кто послушно продолжал выполнять приказы ЦК республики («попутно» пользуясь закрытыми партийными магазинами, где всегда есть в наличии, к примеру, сырокопчёная колбаска).
Была ещё третья не‑группировка – те, кто из недели в неделю тащил эфир (как тащил его я). Они (без шума и пыли) пахали без продыха, не имея времени участвовать в сплетнях, которыми жили две первые группы.
Существование этой третьей не‑группировки не очень устраивало и казахов, и коммунистов.
У меня было два эфира в неделю по 30 минут, а это – гонорар, который (так получалось) утекал не в тот карман, куда надо.
Лишился бы я этих двух эфиров – вздохнули бы с облегчением и восставшие из «пепла», и любители «колбасы».
Итак, после приказа из Дирекции (который не обсуждают) я должен был исполнить роль жандарма. Жандарма послушного, безропотного.
Кому же ещё это делать, как не мне? Если что‑то в момент записи пойдёт нештатно – вовремя, кому надо (администратору, осветителю…), я обязан сделать втык: заслужил – получи! Чтобы не уронить реноме телевидения – вещателя разумного, доброго, вечного! И чтобы всё было в лучшем виде.
Пока ПредСовМина приводят в порядок в гримёрке, я, по‑прежнему злой как собака, обегаю всех участников съёмочного процесса и предупреждаю: если «что‑то пойдёт не очень» – наказание будет суровым и неотвратимым!
Потом заклеиваю изолентой глазок на телекамерах. Глазок, который загорается красным, когда съёмка пошла. Категорически запрещённый приём. Это хоть и профессиональный, но (по‑армейски превентивный) шахер‑махер!
Потом всем техникам, кто должен быть задействован в съёмке, сообщаю, что дубль мы запишем один. Только один!
Потом беру в руки текст выступления – 10 машинописных страниц. Значит, это 10 минут записи.
За дело! Я усаживаю в кресло ПредСовМина и предлагаю ему, в качестве репетиции, произнести свою речь, обозначив по возможности (только для меня, единственного зрителя!) самые важные моменты.
Когда истекают 10 минут, мой высокий гость подаёт мне знак: он готов, можно снимать.
Я отвечаю:
– Ничего снимать не надо. Всё снято.
[1] Советская песня «Марш авиаторов». Автор музыки Ю. Хайт, автор текста П. Герман.
[2] Аппаратно‑студийный комплекс.
