Бетонная Луна. Вселенная Единения. Том 1

Взрыв произошел неожиданно. Полицейские едва успели вывести часть заложников, кто‑то оставался внутри и вдруг…

Мне повезло, что я говорил с Белиндой и поэтому был не в эпицентре взрыва. Но даже здесь было опасно находиться! В нескольких шагах от меня, с неба посыпались обломки здания и горящие куски взорвавшегося вертолета, один из которых придавил какого‑то бедолагу журналиста. С безумными криками все бросились в разные стороны, подальше от склада. Дождь заливал горящую землю, которая тут же покрывалась слоем пара.

Громко сигналя, с перекрестка тут же примчались пожарные машины. С трудом пробравшись поближе к горящим остаткам склада, несколько смелых мужчин, преодолевая страх перед возможными повторными детонациями, принялись поливать это место водой и пеной.

Рядом со мной пробежал комиссар, он крикнул:

– Клос… домой! Прямо сейчас. Это приказ!

Я и сам был рад убраться отсюда подальше.

Чего не скажешь о некоторых особо назойливых журналистах, которые словно стервятники пытались окружить нескольких полицейских, в том числе и меня. Как будто я здесь шел по красной дорожке за премией, а они обладали бессмертием. Что ж, не всем свойственен инстинкт самосохранения.

Отмахнувшись от них, я добрался до своего автомобиля. Он не пострадал, но весь покрылся слоем пыли.

Та журналистка, Белинда, еще не уехала – краем глаза я заметил, что она тоже спешит к своей машине.

Я завел двигатель и, резко сдав назад, стараясь не зацепить красный седан, поехал домой.

 

* * *

 

Ганс стоял неподалеку от одного из перекрестков, где еще с начала операции по освобождению заложников собралась в ожидании полиция. Один из присутствующих в здании сослуживцев сообщил по рации, что дочь Куно Вернера жива.

Не сдерживая улыбки, Ганс достал из кармана свой телефон и сделал вызов. Он хотел обрадовать бывшего напарника новостью о том, что Франциска жива. Что он еще увидит любимую доченьку. Что она будет с ним, и все будет хорошо…

Ганс чувствовал какую‑то вину за случившееся… И он очень хотел это исправить. Полицейский стоял возле перекрестка и смотрел вдаль, туда, куда скорая помощь совсем недавно увезла Куно. Стоял и так по‑доброму, но в то же время печально, улыбался. И как будто едва сдерживал слезы.

А потом где‑то за его спиной раздался взрыв.

В телефоне были слышны лишь гудки…

 

II

Районы

 

Октябрь, 2067 год

 

Глубокий кризис изменил весь мир. По уровню технического прогресса все вокруг, казалось бы, замерло примерно на уровне какого‑нибудь 2022 года. Войны на Африканском континенте и на Ближнем Востоке, пандемия COVID‑19, череда войн в Европе, Азии, убийство в Белом доме, наконец, применение ядерного оружия – все это привело к формированию трех конкурирующих за мировое лидерство союзов.

В 2047 году в результате серьезных глобальных противоречий и кровопролитных конфликтов многие страны объединенной Европы, а также Канада, Мексика, Австралия, Новая Зеландия и ряд других пожертвовали своей независимостью, интегрировав в союзное государство под властью США и объявив на своих территориях Новый Закон. Молодое объединение стало именовать себя Трансатлантическим союзом наций (ТАСН), тем самым показав свой выход за границы Американского континента.

Другой союз – Евразийский, включал в себя Россию, Казахстан и Белоруссию. Он был тесно связан с Китаем, Индией, Северной Кореей, а затем, по итогам череды гражданских войн, и с некоторыми государствами Африки и Ближнего Востока, образующими Арабский союз.

Мы знали совсем немного о том, что происходило за пределами ТАСН: интернет там был жестко цензурирован, а границы давно закрыты. Отношения сформировавшихся полюсов мира, как уже неоднократно бывало в истории, находились в состоянии холодной войны, периодически переходя в «горячую фазу».

Некоторые государства, оставшиеся независимыми, старались не поддерживать ту или иную сторону, сохраняя нейтралитет. Другие же дружили с теми, с кем было выгодно в текущем моменте.

Десятилетиями Европе предрекали участие в Третьей мировой (ядерной) войне; напряжение нарастало с каждым днем. Но шло время, а война так и оставалась только на наших улицах – война возрастающей преступности против общества.

Все важные органы управления и власти заняли бюрократы – так называемые Оракулы – назначенные лидерами Трансатлантического союза наций. Происходила стремительная американизация европейского общества. Унификация законов, различных институтов, культурных аспектов и прочего требовала огромных денежных вливаний. Приоритеты в бюджетной политике были расставлены таким образом, что на европейской территории ощущался сильный недостаток средств для финансирования полиции. Как следствие – массовые сокращения, которые привели к небывалому росту криминала. Это происходило повсюду, хотя, говоря об этом, люди всегда добавляли: «Кроме Старой Америки».

Когда‑то Европа‑мама породила Америку, теперь детище подросло, вернулось и поимело свою глупую мамашу.

Противостоять криминальному разрушению Европы уже несколько лет пыталась тайная организация «Лига Правосудия». О ней практически ничего не было известно – лишь слухи гуляли в обществе. Некоторые даже полагали, что Лига – это всего лишь миф.

Розенберг стал очень ярким примером результатов процесса становления Нового Порядка в Европе. Если до Единения город практически остановился в своем развитии, но был при этом спокойным, безопасным и очень красивым, то после объединения, всего за какую‑то пару десятков лет, благодаря массовому строительству он разросся на целый район. Душу свою он продал неоновому Дьяволу.

Место, в котором мы сейчас находимся, называется Рок‑Порт, он же – Старый Розенберг. Это самый большой по площади район, расположенный в котловине на правом берегу реки Эльбы. Сейчас я в самой заднице Рок‑Порта – промышленной зоне. Кругом, куда ни посмотри – одни заводы и склады, покрытые толстым слоем пыли и паутиной.

Ближе к мосту, ведущему на левый берег, находились трущобы. Эти кварталы как муравейник были усеяны старым многоквартирным жильем, доступным самым бедным слоям общества. В некоторых окнах горел тусклый свет, за занавесками перемещались силуэты людей. Но даже это место могло показаться райским уголком, если сравнивать его с резервациями беженцев, что располагались дальше по дороге. Никому не захотелось бы оказаться там ни днем, ни тем более ночью.