Бетонная Луна. Вселенная Единения. Том 1

А вот и Штерн: я уже въехал в мой родной поселок. Мне нравилось здесь все, особенно – свежий сосновый воздух, совсем не похожий на тяжелый воздух в Розенберге. Поселок, объятый густым лесом, был расположен высоко на холмах. Штерн был очень большим – больше, скажем, Карбона. Поселок построили давно, еще до основания Розенберга. Здесь преобладали преимущественно двух‑ и трехэтажные кирпичные коттеджи, но были и таунхаусы, и огромные особняки. Местные жители – хорошо обеспеченные люди, в массе своей работающие либо в ратуше или других органах власти, либо в банках, страховых организациях, медицинских учреждениях, а также на теплоэлектростанции. Почти вся местная элита представляла собой старых коренных немцев, а не американцев.

Я подъехал к своему особняку, который находился прямо на опушке леса, в отдалении от других домов. Из‑за этого у меня фактически не было соседей. Ближе всех располагался особняк Энгеля Беккера, который жил там со своей дочерью Мелани, моей лучшей подругой. Мелани была на год младше меня, она темноволосая, милая, у нее очень мягкий характер. Девушка работала в школе учителем математики.

В детстве мы много времени проводили вместе. Когда мой папа Тилль был еще жив, он все шутил, что Мелани непременно станет моей женой. Мы с маленькой Мел постоянно играли в саду семьи Беккер. Она была такой милой, с острыми коленками, в платьице со звездочкой.

Эх, Мелани… Судьба свела нас вместе, чтобы мы не сошли с ума поодиночке. Моя лучшая подруга – самая добрая девушка из всех, что я видел. У нее и отец такой, хоть он и вжился в свой образ строгого и жесткого начальника. Но на самом деле это далеко не так. Энгель – замечательный человек.

К слову, Мелани тоже потеряла родного человека, даже раньше, чем я потерял своих родителей. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее мама погибла в авиакатастрофе, возвращаясь в Германию из Старой Америки. Это был большой шок для их семьи – Энгеля и маленькой Мелани. Это был шок и для нас тоже.

Я вышел из машины, оставив ее на парковке у гаража. Дом располагался на огромном участке со множеством деревьев и зелени, огражденном полутораметровой живой изгородью. Трехэтажный особняк занимал около четверти всей площади участка. За ним находился небольшой сад с розами и красивой беседкой – гордость и любимое место отдыха моей мамы. Также там был гостевой домик, который сейчас использовался как сарай, и открытый бассейн.

Я поднялся по ступенькам на крыльцо, открыл дверь и вошел внутрь.

Передо мной возник длинный и темный коридор, в конце которого находилась винтовая лестница на второй этаж; в полу имелся люк в подвал. Слева и справа по коридору были расположены двери в разные помещения: в просторную кухню и столовую, большую гостиную с камином, уборную, а также выход в гараж.

Отодвинув крышку люка в полу, можно было увидеть довольно глубокое подвальное помещение, куда вела полукругом длинная металлическая лестница. Тут царила абсолютная темнота, но если включить свет, то можно было увидеть несколько коротких рядов полок с коллекцией вин, которые долгие годы собирал отец и его предки. Здесь даже имелись очень дорогие экземпляры многолетней выдержки. Тут же я хранил свой спортивный инвентарь. Почти у основания лестницы в бетонную стену была встроена старая печь с отдельной трубой, необходимая, наверное, для отопления подвала в зимний период. Не помню, чтобы мы ей когда‑то пользовались.

Еще тут была толстая дверь в подземный бункер – его построили в начале Второй мировой войны. Увы, я не знал комбинации для вскрытия двери; не уверен, знал ли ее отец. В любом случае, он унес эту информацию с собой.

Пол был сделан из брусчатки, но возле входа в бункер имелся небольшой «островок» из слегка пожелтевшего со временем кафеля.

Лестница, ведущая на второй этаж особняка, приводила нас в длинный светлый коридор с невысоким заборчиком над открытым пространством первого этажа. Здесь находилась большая ванная комната с джакузи и кабинет, копирующий мое рабочее место в полицейском участке. На стенах были прикреплены фотороботы подозреваемых, грамоты за достойную службу, различные газетные вырезки нераскрытых преступлений и так далее. Это было место, где, не отвлекаясь ни на что лишнее, можно сконцентрироваться на рабочих делах. Также на этом этаже находились две спальни и длинный балкон с видом на задний двор и уходящий вдаль лес.

Особняк был построен давно, несколько поколений назад, еще до основания Розенберга. Что примечательно, здесь находилось много потайных мест. Например, люк в подвал можно было заметить, только если очень хорошо приглядеться, потому что его крышка полностью сливалась с текстурой пола. У люка не было ручки, единственный способ открыть его – это поддеть за мельчайшее отверстие, напоминающее естественную текстуру дерева. А еще вход в подвал всегда был прикрыт ковровой дорожкой.

Но не это оказалось самым интересным. Однажды я обнаружил в своем кабинете комнату… Обнаружил абсолютно случайно: протирая раму огромного зеркала, я нащупал на ней какую‑то выпуклость. Тогда я подумал, что неумелый мастер капнул туда клеем или испортил раму штукатуркой, и попытался отодрать выпуклость ногтями. Вдруг зеркало начало двигаться – оно открылось мне как дверь! Внимательно осмотрев раму, я нашел там маленький рычажок, который, очевидно, и нащупал во время уборки.

Моему взгляду открылась совсем маленькая комнатка, причем совершенно пустая. На тот момент у меня не было никаких идей, что с ней делать. Отец никогда не рассказывал об этой комнате, и я даже поначалу думал, что он и сам не знал о ней…

На третьем этаже находился кабинет отца, родительская спальня, детская, еще одна гостиная и ванная комната. Здесь так же, как и на втором этаже, тянулся огромный балкон: взору открывался чудесный вид на город, прекрасное небо, реку и горы вдалеке.

В кабинете отца имелась вторая потайная комната. И она так же была спрятана за массивным зеркалом. Только, в отличие от первой, эта не была пустой: на полках и настенных крепежах находилось различное оружие и боеприпасы – автоматы, пистолеты, гранаты, а также экипировка, вплоть до перчаток для карабканья по деревьям, пары бронежилетов, армированных рукавов и креплений для фонарика… На одной из полок в стопку были сложены фальшивые автомобильные номера. Наверняка все это принадлежало отцу, но до сих пор я почему‑то сомневался, что оно имело какое‑то отношение к его профессии. Я долго думал, стоит ли спрашивать у Энгеля о происхождении этого оружия, но все же не стал – не хотел раскрывать сам факт находки. Меня очень долго терзало любопытство, но со временем, оно только угасало.

В коридоре третьего этажа с потолка свисала веревка, потянув за которую можно было выдвинуть складную лестницу на чердак. Там я складировал всякий хлам – то, что жалко выкидывать. Наш дворецкий говорил мне: «если чем‑либо не пользуешься полгода – эта вещь тебе не нужна и от нее можно избавиться».

Я уселся на лавочку на балконе и с кружкой кофе встретил рассвет. Организму дико хотелось спать, но я был в сильном эмоциональном напряжении после работы и знал, что уснуть все равно не смогу.

Внутренний диалог прервал зазвонивший телефон. На экране было написано «Ральф Шнайдер».

Ральф – худощавый парень двадцати семи лет. Это мой старый друг. Когда‑то мы учились вместе, но потом полицейская академия ему наскучила, он бросил учебу и улетел в Пенсильванию, чтобы профессионально заниматься музыкой.

Сейчас Ральф – вокалист и гитарист в рок‑группе. С нашей последней встречи, он отпустил маленькую черную бородку, выкрасил волосы в черный с красными прядями и проколол нижнюю губу, чтобы соответствовать имиджу. А в ушах у него вообще живого места не осталось.