Бетонная Луна. Вселенная Единения. Том 1
С Элли они жили вместе уже три года, и за это время многократно расставались. А ругались, так вообще ежедневно! Мне кажется, им это даже нравилось.
Мы подошли к роскошному особняку семьи Краузе. Силуэт Йохана промелькнул в окне на втором этаже.
– Парень, выходи! – заорал Фритц.
Окно распахнулось, в нем показался наш друг.
– Я сейчас не могу, надо убраться в комнате, – ответил Йохан. У него был тихий монотонный голос, в то время как у Фритца – громкий, командный, выработанный в армии и немного хриплый от сигарет.
– Выходи, кому говорю! – снова повторил Фритц. Потом обратился ко мне: – Ладно, Клос. Мы возьмем его штурмом.
Я только рассмеялся, покачав головой.
Недолго думая, Фритц осторожно залез на машину, которая стояла возле гаража.
– Осторожней! – сказал я.
– Все под контролем, – заверил меня Фритц, подобравшись к крыше и зацепившись за нее. Оказавшись на гараже, он подошел к окну Йохана, подтянулся и наконец очутился прямо в его комнате. Я услышал возмущенные крики парня, отчего засмеялся еще громче.
Через десять минут они оба спустились на улицу.
– Миссия выполнена! – объявил Фритц.
Судя по выражению его лица, Йохан был не особо доволен «выполненной миссией».
– Куда пойдем? – спросил парень. – Только я буду с вами недолго, ладно?
– Это как получится, – ответил ему Фритц.
– Давайте просто пройдемся по Штерну, – предложил я. Ничего лучше прогулки по осеннему поселку не было, от свежего воздуха взбадривался организм, а друзья детства могли составить хорошую компанию, отвлекая от мыслей о ночных событиях. К тому же, скоро погода окончательно испортится и такие прогулки прекратятся до наступления весны.
Мы гуляли до вечера, вспоминая разные случаи из детства. Затем Фритц начал рассказывать армейские истории, которые периодически сменялись рассказами Йохана о своей студенческой жизни в общежитии. Правда, его истории строились по принципу: «А вот мой сосед как‑то раз…» или «Однажды Хейн такое устроил!» Сам Йохан, наверное, только и делал, что писал программы. И, слава богу, он нам об этом «увлекательном» процессе никогда не рассказывал.
Когда‑то давно мы так же беззаботно гуляли с друзьями. Здесь, на этих же самых улицах. Смеялись искренне – смех наш разносился по поселку. А дома меня ждали родители… Тяжелые воспоминания не хотели уходить из головы, как сильно я этого ни желал. А работа в полиции сделала меня еще более серьезным: становилось не до смеха, когда каждую неделю приходилось разбираться в очередном тяжком преступлении и сталкиваться с тем, что среди нас ходили звери в человеческих масках – очень быстро я стал ненавидеть мир… Такой, каким его сделали люди.
Под конец прогулки я рассказал друзьям о ночном происшествии в Рок‑Порте. Но наш разговор неожиданно прервал Энгель – он позвонил мне, спросил, где я нахожусь, чем немного меня встревожил.
– Да просто хотел зайти на кофе, Клос, – напросился комиссар.
– Хорошо, герр Энгель. Заходите через полчаса, – предложил я и, попрощавшись с друзьями, пошел домой.
Только сейчас я заметил, что с каждым вечером все раньше и раньше начинает темнеть…
III
Сон
Я вернулся домой.
Мой гигантский трехэтажный особняк. Настолько же большой, насколько бесполезный и пустой.
Я уже давно прокручивал в мыслях планы о том, чтобы поскорее продать его и съехать отсюда на квартиру в Розенберг, но… не мог этого сделать. Покупателя такой недвижимости пришлось бы искать годами – особняк стоил очень дорого. А главное, это был мой дом – все, что осталось от нашей семьи. Все это пространство – огромные комнаты, этажи, коридоры, по которым слоняешься, не находя места, и понимаешь, что в одиночестве тут потихоньку сходишь с ума, сам того не замечая. Медленно, изо дня в день…
Когда‑то дом был полон жизни. Отблески счастливого прошлого порой стоят перед глазами, и тогда ты погружаешься с головой в воспоминания. А порой бежишь от них. Я всегда удивлялся людям, которым было неизвестно это чувство, когда и музыку слушать уже не можешь, потому что почти каждый отдельный звук или слово связаны с прошлым, с воспоминаниями. Но и в тишине сидеть невозможно – стены давить начинают. В такие моменты я ощущал желание куда‑нибудь уехать – туда, где были люди, движение, жизнь. И возвращаться – только чтобы покормить Викки и лечь спать.
Особняк всегда был гордостью каждого члена нашей семьи. Кроме меня. Хотя и закрадывались мысли, что, возможно, когда‑нибудь я все же создам семью и стану продолжателем рода Хайнеманнов. Вот тогда этот набор стройматериалов, наверное, станет мне дорог и приобретет какой‑то новый, не так сильно связанный с прошлым, смысл… если до этого я отсюда все же не уеду. Но каждый раз, когда я собирался снять квартиру – что‑то меня останавливало.
Я зашел на кухню, включил чайник в ожидании герра Беккера. Посмотрел на часы, выполненные в форме деревянной совы: ее глаза ходили из стороны в сторону в такт маятнику. До поездки на работу оставалось довольно много свободного времени.
Еще не поздно набрать Лис. Я взял телефон и выбрал ее имя в списке контактов.
– Привет, Клос! – я улыбнулся, когда она ответила.
– Привет. Чем занимаешься? – спросил я, упав на диван в гостиной.
– Крашу маме волосы. А ты?
– Жду Энгеля, мы сегодня вместе едем на работу.
– Ясненько, – сказала Лис. Слышно ее было нечетко: наверное, придерживала плечом трубку. Или включила громкую связь.
– Увидимся на выходных? – спросил я.
– Наверное, да. Только сначала мне нужно будет заехать к сестре. А потом обязательно встретимся.
Отсрочка. Самая надежная форма отказа.
– Отлично, Лис, – тихо шепнул я в трубку. – Как твое здоровье?
– Неплохо. Немного болит голова…
– Что‑то случилось?
Лис часто жаловалась на головные боли.
– Не волнуйся, это давление. Погода, наверное, меняется.
Раздался звонок в дверь.
– К тебе гости? – поинтересовалась Лис.