Брокингемская история. Том 3

– Так оно и было, – подтвердил Уэлч, – Лофтхауз пришёл сюда вчера ближе к вечеру. Он просидел в актовом зале всю ночь, и вместе с ним самые активные из его активистов. Ну а сегодня с утра к ним подтянулась и прочая культурная публика… Да вы хоть знаете, что произошло вчера между "Махоркой" и "Апеллесом"? Вижу, что не знаете! Тогда объясню: Вчера у директора "Махорки" лопнуло терпение, и он обвинил Лофтхауза в невыполнении договора об аренде, а потом и сам разорвал этот договор. "Махорку" можно понять: "Апеллес" уже четыре месяца арендует в этом корпусе помещения под свой салон, но до сих пор не заплатил ни пенса арендной платы и ни одного процента с торговли своими произведениями искусства… Наконец, "Махорке" надоело выслушивать отговорки Лофтхауза. Вчера вечером договор аренды был расторгнут, а арендованные "Апеллесом" помещения опечатаны вместе со всеми произведениями искусства. Теперь их охраняют наши сотрудники ВОХР – и, разумеется, не пускают внутрь ни одного культурного деятеля. В ответ Лофтхауз и его банда захватили наш актовый зал и не желают из него выходить… Это произошло вчера поздно вечером. В зале тогда как раз копошились связисты и звукотехники "Махорки", подготавливая его к открытию совещания. Культурных активистов оказалось настолько много, что справиться с ними своими силами связисты не смогли. Они плюнули на всё и разошлись по домам, а Лофтхауз и его банда основательно засели в актовом зале. Можно сказать, что они сидят там на всём готовеньком – ведь связисты уже наладили аппаратуру для открытия совещания. Стол для президиума установлен, микрофоны для выступающих включены – то есть, все условия для проведения культурной тусовки Лофтхаузу созданы… Вот такова на данный момент диспозиция сил в нашем актовом зале!

– То есть, актовый зал в данный момент переполнен? – смекнул Доддс.

– Вот именно: Переполнен злобой и ненавистью, – подтвердил Уэлч.

– Но тогда с какой целью туда ведут нас с Доддсом? – не понял Маклуски, – Может быть, Лофтхаузу внезапно понадобились детективные работники для расследования какого‑то загадочного инцидента в собственном салоне?

– Вы больно много о себе воображаете! – вернул коллег на землю Уэлч, – Я ещё не всё вам рассказал… Самое забавное, что наш Директор ещё ничего не знает о случившемся. (Сегодня утром он прямо из дома отправился в Министерство, даже не заезжая на работу.) Разрулить ситуацию в актовом зале пытается директор "Махорки". Он попробовал по‑хорошему договориться с Лофтхаузом, но тот упёрся и идти на попятный не желает. Выпирать его из зала силой будет довольно рискованно. (По слухам, в зале уже присутствуют какие‑то журналисты с фотоаппаратами.) В конце концов Лофтхауз потребовал выдать ему на расправу нескольких неугодных ему лиц. Пока они не будут доставлены к нему, он отказывается обсуждать условия своего выхода из зала. (Своё сборище он почему‑то называет общественным трибуналом. Даже не знаю, где он нахватался подобных выражений…) Директор "Махорки" пошёл у него на поводу: Он уже направил к Лофтхаузу нашего хозяйственного работника Гибсона и нашу кассиршу мисс Кин. (Она иногда обслуживает клиентов "Махорки", выдавая им деньги из кассы на втором этаже административного корпуса.) Похоже, теперь очередь дошла и до вас двоих… А ну признавайтесь: Чем вы не угодили Лофтхаузу и его банде?

– Мы просто теряемся в догадках… – совершенно искренне ответил Доддс.

Тем временем два прославленных детектива и сопровождающие их лица наконец добрались до дверей актового зала. Эти двери были приоткрыты, а из‑за них доносилось чьё‑то дружное скандирование, частично усиленное микрофонами: "Закрыть "Апеллес" невозможно! Закрыть "Апеллес" – преступление! Позор тем, кто закрыл "Апеллес"!"

В этот момент к Уэлчу пришла ещё одна удачная идея. Грозно прокричав: "Я – работник ВОХР! Дайте мне пройти!", он выбрался из толпы культурных активистов и молниеносно исчез в тёмных закоулках второго этажа административного корпуса. Ну а все прочие участники процессии прошли в приоткрытые двери и очутились в знаменитом актовом зале Центральной полиции…

Следует заметить, что данное помещение изначально предназначалось для использования в качестве места проведения секретных мероприятий. Его главной особенностью было отсутствие окон на улицу, что объяснялось всё теми же требованиями секретности. Этот недостаток восполнялся многочисленными кондиционерами и средствами искусственного освещения… Однако в последнее время, когда актовый зал находился в пользовании фирмы МХРК, здесь в основном проводился платный прокат кинофильмов для посторонней публики. (Это позволяло "Махорке" несколько пополнить свой многострадальный бюджет, изрядно пострадавший от других коммерческих проектов собственного руководства.)

Переступив порог актового зала, прославленные детективы устремили свои проницательные взоры на подножие сцены. Стол президиума стоял на своём обычном месте, с левой стороны. За ним с гордым видом, словно генеральный прокурор перед обвиняемыми, восседал небезызвестный Лофтхауз, глава художественного салона "Апеллес". Внизу под сценой, у самой её середины, был установлен так называемый микрофон для выступающих. К нему из зрительного зала периодически выходили желающие публично высказаться… Наконец, на самой сцене стоял ещё один стол с микрофоном. За ним сидел хозяйственный работник Гибсон, прекрасно известный всем присутствующим… Чуть в стороне от него на другом стуле примостилась кассирша мисс Кин. Её знали и любили все без исключения сотрудники Центральной полиции, которым она в положенное время выдавала зарплаты, премии, командировочные и прочие денежные выплаты. Разумеется, оба мастера сыска и розыска тоже стремились поддерживать хорошие отношения с таким ценным работником…

Что касается собственно зрительного зала, то он в то утро выглядел немного необычно: Ряды с креслами были задвинуты к боковым стенам, а освободившееся пространство занимала многочисленная культурная публика – творческая интеллигенция, активисты всевозможных общественных движений и прочие активные личности, тусующиеся вокруг салона "Апеллес", а также родственники, друзья и знакомые этих лиц. Кто‑то из них сидел на складных стульях, предусмотрительно принесённых с собой, а кто‑то просто на полу… При виде новоприбывших зрительный зал возбуждённо загудел. И даже сам Лофтхауз, прервав свой затянувшийся монолог, вопросительно повернул голову к своему искусствоведу…

– Я их привёл, – доложил Гарднер, – Они пытались улизнуть в свою контору, но я перехватил их у самой проходной.

– Отведите их на сцену! Пускай подождут своей очереди, – скомандовал глава салона; его голос, усиленный микрофонами, молодецки разнёсся по всем уголкам зрительного зала.

В зале враждебно зашумели. Детективы поспешили поскорее пройти мимо сидящей публики, подняться на сцену и подсесть на свободных стульях к кассирше… Ну а Гарднер, честно исполнив полученное задание, снова занял место в президиуме рядом с начальником.

– Добрый день, мисс Кин! – улыбнулся кассирше Доддс, – Вот и мы с Маклуски тоже решили поучаствовать в культурном мероприятии… Кстати, если не секрет, в чём вас обвиняют эти творческие личности?

– До меня пока не добрались, – ответила кассирша, – Они начали с Гибсона… Посмотрите, до чего они его довели!

Детективы перевели взгляды на Гибсона, сидящего за столом с микрофоном чуть правее, и отметили его явно нездоровый вид и изрядно подрагивающие руки. На столе стоял большой графин с водой, уже наполовину пустой. По всей вероятности, Гибсон успел выпить половину графина за время разговора с культурной общественностью. (Не считая той воды, что он расплескал на пол своими трясущимися руками.) И вообще выглядел Гибсон гораздо хуже, чем даже при самом суровом разносе в кабинете Директора…