Чертоги Волка. Шепот богов. Книга вторая

Бросив короткое и раздражительное «понял», Ольховский поднялся, застегивая на ходу китель. Интересно, что еще понадобилось старику. А может, несмотря на все соблюдения конспирации, начальству все же удалось что‑то пронюхать про связь Ольховского с иностранцем? Вряд ли… Он всегда строго соблюдал все надлежащие меры предосторожности перед каждой встречей. Зайдя в приемную, он коротко кивнул сидящему там адъютанту и критически осмотрел себя в зеркало. Хорош! Только вот глаза немного покрасневшие от недосыпа. Но это и хорошо. Пускай начальство видит, что подчиненные не спят и не едят, буквально горят на работе. Адъютант закончил докладывать о его появлении и, обратившись к Ольховскому, механическим голосом проговорил:

– Прошу, товарищ капитан второго ранга ждет вас.

Александр Евгеньевич сделал короткий вдох‑выдох и, открыв деревянную полированную дверь, четко по‑военному спросил:

– Разрешите…? – Получив согласие начальства, перешагнул порог и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Через пятнадцать минут Ольховский шагал по коридору и с раздражением думал, что все же какая‑то информация о его «деятельности» просочилась и дошла‑таки до Воронцова. Правда, совсем незначительная. Только то, что он вновь ездил в этот чертов поселок, а также что он обращался к списку агентов. И, разумеется, от него потребовали объяснения, для чего ему это понадобилось. Пришлось сдавать Циркача. Мол, найденный человек – личность сомнительная, надо бы понаблюдать. Безусловно, ни о подсматривающей аппаратуре, ни о неудачном визите мнимого «дядюшки», и, конечно же, о том, что гражданин скрылся в неизвестном направлении, сказано не было ни единого слова. Начальство, само собой, бровки похмурило, но и только‑то. Попеняв, что Ольховский сделал это без соответствующего уведомления, и взяв с него «честное благородное», что подобного больше не повторится, его отпустили с миром. Даже и легкого испуга не приключилось. Но ехать туда Александр запланировал в самое ближайшее время. Так легко, как от Воронцова, он от господина Улссона не отделается. А сказать ему пока нечего. Нет полной картины.

Предупредив адъютанта, чтобы отменил сегодня намеченную встречу, а также что завтра целый день его не будет, Ольховский отправился домой. Надо разобраться в создавшейся ситуации как можно быстрее, иначе… Что будет иначе, ему думать не хотелось. На город спустились осенние сумерки, было ветрено, сыро и неприютно. Ветер с Финского залива трепал полы его демисезонного пальто из добротного кашемира. Саша не любил форменную шинель, считая ее грубой и не подходящей для него. Благо ему разрешалось поверх формы носить гражданскую одежду. Он шагал по улицам к станции метро, погруженный в невеселые мысли. Он не может даже правильно оценить создавшуюся ситуацию, чтобы принять какие‑то меры для того, чтобы ее исправить. Информация от Циркача была расплывчатой и какой‑то непонятной, если не сказать грубее. Это было вообще на Николая непохоже, что тревожило Александра еще больше. Беспокойство, поселившееся в душе после звонка агента, не отпускало. Наоборот, с каждой минутой только прибывало. Он задумался так глубоко, что чуть не прошел мимо станции метро. Чертыхнулся на себя за несвоевременную рассеянность и круто повернул обратно, при этом чуть не сбив с ног какую‑то тетку с тяжелой сумкой, шедшую позади него. Тетка выругалась на него сквозь зубы на тему «зальют зенки». Александр зло глянул на женщину, и у той слова, уже готовые сорваться с языка, вдруг застряли в горле, и она выдала невразумительное бульканье, испуганно шарахнувшись от него в сторону и чуть при этом не налетев на фонарный столб.

Выйдя на своей станции, он торопливо стал подниматься по лестнице к выходу. У него, почему‑то, возникло паническое состояние, словно у зверя, которого гонят охотники на выстрел. Он как‑то несолидно вжал голову в плечи и постарался незаметно оглянуться. Никого подозрительного позади не было. Женщина тянула мальчика лет шести за руку, что‑то ему торопливо говоря, чуть нагнувшись к нему, мужчина на костылях с ногой в гипсе, привалившись к ленте эскалатора, задумчиво разглядывал потолок, на котором не было ничего интересного. Он про себя чертыхнулся. Так недолго и до паранойи доработать, если уже начинается мания преследования ни с того, ни с сего, можно сказать, на ровном месте. У него и раньше случались неприятности на службе. Что поделаешь, такая работа. Но он не мог припомнить подобного состояния, когда‑либо накатывающего на него после неудачной операции. И видит Бог, таких за время его службы было довольно. И ни одна неудача не смогла выбить его из колеи и нарушить внутреннее равновесие. Нет, вот закончит эту операцию – и на отдых.

Выйдя на улицу, он торопливо направился к своему дому. Чувство погони прошло. Александр вздохнул с явным облегчением и быстрым шагом прошел в темную арку, ведущую к парадной. Уже поставив ногу на ступеньку невысокого крыльца собственного подъезда, он ощутил, словно кто‑то толкнул его в спину взглядом. Быстро обернувшись, внимательно осмотрел двор, но ничего подозрительного не заметил. Набирая код на двери, он ощутил, что пальцы его дрожат. Рывком распахнул дверь и с грохотом захлопнул ее за собой, выдохнув с облегчением, ощущая, что избежал какой‑то неведомой опасности.

Прошло около десяти минут с того момента, как Ольховский вошел в подъезд. Ветер раскачивал одинокий фонарь возле старой липы с почти полностью пожелтевшей листвой. Тот поскрипывал, словно жалуясь на свое одиночество невесть кому, разбрасывая рывками вокруг себя пучки бледно‑желтого света. Из‑за дерева вышел человек, стараясь не попадать на освещенный участок двора. Вся его фигура, будто сотканная из сумрака, выражала некую настороженность. Постояв около минуты, глядя на зажегшийся в окнах свет на третьем этаже, он удовлетворенно кивнул головой, словно отвечая на свои мысли, и, подхватив под мышку костыль, довольно быстро зашагал со двора.

Всю дорогу, пока Александр ехал до этого треклятого поселка, он пытался придумать, как будет лучше сделать, чтобы не привлекать особого внимания к своей связи с Циркачом. Ведь незаметно появиться в поселке не получится, да и огородами по‑пластунски пробираться к дому, где тот живет, ему вроде бы и не с руки. Наконец, простая мысль пришла ему в голову. Он возьмет и просто приедет к деду, как там бишь его, не то Андрею, не то еще как. Не важно, на месте разберемся. Так вот, приедет он к нему, как к человеку, который и нашел этого Стрелецкого, как к свидетелю, чтобы расспросить. А там уж как‑нибудь умудрится «познакомиться» с Циркачом или даст ему знак, чтобы встретиться где‑нибудь подальше от чужих глаз. Ему показалось, что идея неплоха и не должна вызвать недоумения у того же участкового, который по должности хоть и обязан оказывать Ольховскому всяческое содействие, но при этом доверия вовсе не вызывал, да и вообще был мужиком мутным и Ольховскому непонятным. Поэтому, по прибытии в поселок, Александр направился сразу к дому старика, где сейчас и должен был находиться Циркач.

По дороге он усиленно вспоминал имя старика. Наконец вспомнил. Деда звали Авдей. Подъехав к дому и выйдя из машины, Ольховский направился прямо к калитке и закричал во все горло:

– Хозяева!!! Есть кто дома?

Этим своим воплем он надеялся привлечь внимание не только деда, но и Циркача. Голос начальства тот должен был узнать и определить безошибочно. К удивлению Александра, из дверей дома вышел какой‑то незнакомый мужчина. Ольховский на мгновение растерялся. Этого мужика он видел впервые. Тот неторопливо подошел к калитке и поздоровался. Весь его облик, неспешные и какие‑то основательные жесты, прищур карих, почти черных глаз, короткий ежик темных волос, небольшая «шкиперская» бородка, а главное взгляд – все это вызывало у Александра некое чувство тревоги, если не сказать явного опасения. Так, выходя на ринг, боец смотрит на противника и мгновенно, одним взглядом охватывая соперника, оценивает его. Так вот, перед Сашей стоял опытный «боец». Сделав приятное лицо и вложив в свой голос максимум доброжелательности, на какую только был способен в данный момент, он запел: