Цветок боли

Долго пребывать в печали от произошедшего мне не дал мой муж. В один из дней он сказал, чтобы я оделась подобающе, так как мы едем на воскресное собрание всех горожан перед церковью, расположенной на площади Тэргарда.

 

Предчувствие беды сковывало мои движения, но я, все‑таки одевшись с помощью прислуги в подобающее случаю платье и сделав прическу, пошла к ожидающей меня карете. Там был уже Норан, по виду которого я никогда не могла угадать, что меня ждет далее.

 

Глава 5

 

Тэргард был очень древним городом. Когда‑то в глубине веков он принадлежал вампирам, потом колдунам, а теперь магам. Вечные войны разрушали его, а обычные люди восстанавливали. Следы войны отпечатались на стенах его домов, узкие улочки пугали скрытой в них неизвестностью, а камни площадей настолько пропитались кровью, что, казалось, источали ее сквозь свои поры. И, несмотря на все это, я любила этот город. Хотя здесь бывала лишь с родителями, так как они считали, что наша семья должна жить в своем замке. Хотя я знала много семей магов, которые покупали в этом городе дома и перебирались жить в них, оставляя свои замки в качестве места отдыха от городской суеты. Мне всегда хотелось жить в Тэргарде, здесь кипела жизнь, постоянно ходили люди и те, кто выглядел как они, но таковыми не являлись. Маги, колдуны, вампиры – все слились в общем названии «горожане», и пока царил мир, все по‑соседски существовали друг с другом. Конечно, еще мне нравился Тэргард и из‑за расположенного в нем дворца правителя, который так был контрастен по сравнению с мрачными постройками вокруг него. Возможно, Тэргард для меня воспринимался как город контрастов: его мрачность и кровавая история и в то же время воскресные ярмарки на центральной площади, шумные праздники на его улицах. Родители в детстве часто привозили меня и брата сюда, чтобы купить нам медовые плюшки или показать представление уличных артистов.

Я с грустью вспомнила о поре своего детства, которое навсегда для меня ушло в прошлое, оставаясь лучшим воспоминанием моей жизни.

 

Карета остановилась, и я вышла вслед за мужем, который направился прямо сквозь толпу к ступеням входа в церковь.

Приближаясь к возвышающемуся над всей площадью зданию церкви, я физически ощущала, как оно давит меня своей мрачностью и безысходностью. Но, отогнав эти мысли и сжав кулачки, я шла легкой походкой с высоко поднятой головой, как должна идти та, чей муж самый древний из колдунов.

 

На ступенях церкви стояли священники в черных балахонах с капюшонами на головах, рядом с ними – министр правителя города и моя семья: отец, мама и брат.

Опять предчувствие катастрофы стало накрывать меня, и ощущение, что я тону, стало настолько явным, что я, словно рыба, выброшенная на берег, начала глотать воздух. Еще раз заставив себя не паниковать, я взошла на ступени и встала рядом с моим мужем.

 

Шум толпы вдруг стал затихать, и постепенно окутывающая со всех сторон тишина оказалась еще более страшной, чем звуки голосов, крики и смех.

 

Норан взял мою руку и больно сжал ее, а потом заговорил:

 

– Горожане Тэргарда, я, Норан из рода Джахи, обращаюсь к вам. И пусть меня рассудят боги, если я лгу. Вы знаете, что я полгода назад взял в жены Залатею из рода Мафис. Все это время я был ей мужем, который заботился о своей жене и сделал для нее все, чтобы она была счастлива. Но эта женщина отплатила мне черной неблагодарностью. Многие из вас и сами видели ее недостойное поведение на балу во дворце правителя, где она, потеряв стыд, вела себя как распутная женщина, опозорив тем свой род и своего мужа. Но этого, видно, ей было мало. Все это время она ездила к Лизете из рода Ядраги, которая, как вы знаете, совершила тягчайшее преступление, за что теперь проклята своими родителями. Моя жена общалась с Лизетой и совратила ее добродетель, толкнув на путь грехопадения. Все вышеперечисленные поступки моей жены переполнили чашу моего терпения, и я, собрав вас здесь, на этой площади, хочу объявить: я отрекаюсь от Залатеи за все совершенные ею грехи. Отныне она более не моя жена. Наш брак расторгнут.

 

Из состояния ступора, в который я впала, слушая речь своего мужа, выдернул меня резкий рывок. Он, дернув меня за руку, буквально бросил к ногам моего отца. Так кидают тряпку, чтобы об нее вытерли ноги. Я больно упала на каменные ступеньки и, еще не понимая, что все это происходит со мной, подняла глаза, столкнувшись с взглядом Норана. Впервые за все время нашей совместной жизни я видела в его глазах эмоцию – он был рад. Да, в его глазах я видела радость и торжество. Он упивался тем, что сейчас происходило.

 

– Граждане Тэргарда, – услышала я над собой голос моего отца и поняла, что ужас этого дня еще не закончился, наверное, все только начиналось, – я, Дал из рода Мафис, и моя жена Оми с прискорбием признаем все, что предъявил в обвинении моей дочери Залатеи Норан. Все слова, сказанные о ней, являются правдой. Я сам и моя жена неоднократно видели ее недостойное поведение, и то, что было на балу правителя, до сих пор не дает нам право смотреть вам в глаза. Мы не смогли воспитать достойно дочь. Но самое страшное, что она, выбрав для себя путь падшей женщины, решила утянуть в эту бездну греха и чистую невинную душу. Я говорю о Лизете из рода Ядраги. К сожалению, о плане по развращению непрочной Лизеты мы узнали слишком поздно, и теперь все уже свершилось, – голос отца дрогнул. Он, помолчав и собравшись, продолжил: – Я все века своей жизни буду вымаливать прощение у родителей Лизеты за поступок моей дочери, – отец опять замолчал, видно, ему тяжело давалась такая речь. – Жители города Тэргарда! Я не могу отречься от своей дочери, так как по нашим законам, если ее вернул муж, то она должна вернуться в семью. Но я могу прилюдно плюнуть в это отродье и прогнать ее из своего дома. Пусть моя дочь лучше подыхает от голода, чем переступит порог семейного замка!

 

Плевок в лицо заставил меня вздрогнуть, и я, поднеся ладонь к лицу, стерла с него слюну отца. Что я сейчас чувствовала? Наверное, огромное желание проснуться и узнать, что это всего лишь страшный сон. Потому что такого в действительности быть не могло. Просто не могло. Хотя ведь я не права – все очень даже реально, реален и шум голосов, в которых звучали слова одобрения всему сказанному моим отцом, а потом пинок в бок, от которого я покатилась по лестнице, и если бы не успела выставить руки, то упала бы лицом на пыльную брусчатку.

 

– Пошла вон!