Цветок боли

После обеда, оставив мужчин, в том числе и моего брата, которому было уже двадцать пять, обсуждать вопросы правления, я с мамой пошла в сад, где слуги накрыли столик, поставив туда чай и сладкую выпечку.

 

Мама увлеченно рассказывала о моих сестричках, как будто я их давно не видела, хотя мы расстались лишь вчера после свадьбы. Я слушала ее, не перебивая, и не слышала. Я думала о том, что, наверное, не смогу вот все это держать в себе. Понятно, что отцу это я не могу рассказать, я ведь не хочу войны между нашими родами, а мама – это другое. И, наверное, все‑таки стоит поделиться с ней тем, что произошло. Я понимала, что одна с этим не справлюсь.

 

– Мам… я хотела спросить… вернее, сказать… вернее, рассказать… Я не знаю, что мне делать! – мой взгляд был прикован к моим же рукам, которые нервно сжимали скатерть на столе. Набрав в легкие воздуха, я произнесла: – Сегодня ночью Норан бил меня…

 

– Тебе нужно было делать то, что доставит ему удовольствие. Мужчины всегда раздражаются, если жена не может им это доставить. Мне очень жаль, что ты разочаровала своего мужа. Но постарайся это исправить сегодня ночью.

 

Я хотела закричать, что все совсем не так, да только крик застрял внутри меня, а вот слезы заструились по щекам. Нервно всхлипнув, я отвернулась, понимая, что сейчас потеряла навсегда человека, которому верила. Я ведь так верила, что моя мама поймет меня, пусть не защитит, но поймет и пожалеет. А оказалось, что я разочаровала ее как дочь.

 

На удивление, моя мама быстро переменила тему и дальше вела себя так, как будто ничего не произошло. Наверное, я тоже вела себя так, как будто ничего не произошло.

 

Позже я долго прощалась с родителями, нежась в тепле их объятий, а потом смотрела, как карета, объехав по полукругу большой фонтан в центре, едет по центральной аллее на выезд к воротам замка.

 

Сзади меня раздался голос, от которого тот хрупкий мир, который я попыталась собрать в себе, начисто разлетелся на мелкие осколки.

 

– Чтобы после захода солнца была в моей спальне. И можешь особо не одеваться.

 

Мне показалось, или действительно я услышала в его голосе усмешку? Раньше там вообще не было никаких эмоций.

 

Я так и стояла на ступеньках замка, слыша, как его шаги удаляются вверх по лестнице. Переводя взгляд на приближающееся к закату солнце, я понимала, сколько времени мне остается до второй ночи с моим мужем.

Постояв еще и осознавая, что ничего я не выстою, а только привлекаю к себе лишние взгляды прислуги, я побрела к себе. Хотя нет, это в душе я побрела, а на самом деле я шла с гордо поднятой головой и легкой улыбкой на губах. Моя спина была идеально прямой, так как меня учили ходить, держа осанку королевы, вот я так и шла.

Закрыв дверь комнаты и оказавшись в своем мнимом убежище, я опустилась в кресло и до прихода горничной просто сидела и смотрела в стену. Наверное, смотреть в стену стало у меня теперь самым любимым занятием. Меня это даже стало пугать. Хорошо, что тот, кто наделен магией, не может сойти с ума, иначе я бы посчитала, что приближаюсь к этому.

 

Прислуга принесла ужин и стала готовить ванну. Я съела все принесенное и безропотно подчинилась всем банным процедурам, которые она стала проделывать со мной, хотя и не понимала, зачем втирать в меня эти ароматные масла, когда он превращает мое тело в кусок мяса.

 

В назначенный час я стояла перед его дверью и пыталась унять выскакивающее из груди сердце. Чтобы хоть немного приободрить себя, я чуть усилила магию внутри, это придало мне уверенности. Теперь магическая аура притупит страх и мое восприятие всего. Только вот, зайдя внутрь, я пожалела о содеянном.

 

Норан хищнически втянул воздух ноздрями, и в его черных зрачках заплясали языки пламени.

 

– Я запретил тебе пользоваться магией. Ты ослушалась меня!

 

В три шага преодолев пространство комнаты, он с размаху влепил мне пощечину, от которой я отлетела к столу. Рот наполнился кровью, а в глазах плясали звездочки. А я‑то думала, что это люди придумали – звездочки в глазах. Только вот сейчас я их видела.

Не дав мне опомниться, Норан, схватив меня за волосы, толкнул к столу. Угол стола больно врезался в живот, а рука Норана тянула волосы так, что я прогнулась в спине до боли в позвоночнике, и в этот момент, задрав на мне тонкий шелк ночной рубашки, он вошел в меня. Я опять слышала свой крик, затем хрип, а потом стоны. Облегчением для меня были моменты, когда я отключалась и проваливалась в пустоту. Видно, Норан был так увлечен собой, что иногда не замечал, что я без сознания. Но когда он понимал это, то быстро приводил меня в чувства и продолжал.

 

Очнулась я на полу коридора, оглядевшись, узнала дверь в комнату Норана. Значит, он просто выкинул меня из комнаты, когда я стала ему не нужна. Огромным усилием воли я сконцентрировала в себе жалкие остатки магии, чтобы встать и дотянуться до тяжелой гардины, а потом, содрав ее с окна, обмотаться ей. В этот раз мой муж выкинул меня из своей спальни абсолютно голой. Наверное, чувство стыда придало мне больше сил, чем магическая помощь. После того, что делал со мной Норан, магии во мне не осталось, а вот стыд быть застигнутой нагой во время утреннего обхода замка стражей дал мне силы дойти до своей комнаты. Там опять была приготовленная для меня ванна, и все повторилось.

 

После завтрака, смотря на себя в зеркало, я видела хрупкую красивую девушку в роскошном платье и с изумрудным колье на тонкой шейке. Вот только опять в глаза я себе боялась заглянуть. Сейчас я уже не могла смотреть в них, так как теперь уже знала, что сегодня ночью все повторится.

И я не ошиблась. Мой ад продолжался ровно месяц. Хотя потом он тоже продолжился, но перешел в другую стадию.

Через месяц, когда я в очередной вечер зашла в спальню мужа для исполнения супружеского долга, я увидела на его постели двух девушек. Прислушавшись к себе, я поняла, что это самые обычные девушки, без всяких магических даров, а обострив зрение, рассмотрела их лица. Они были старше меня, и, судя по морщинкам и несвежести кожи, их жизнь была непростой. Все это было неумело закрашено слоем пудры, помадой и тенями. Ужаснувшись от увиденного, я вернула зрению обычные свойства, так как мне стало неприятно рассматривать их.