Дети Зари. Книга четвертая. Цветы пустыни
Тут поднял руку Рауль:
– Точнее определить дату невозможно?
Ему ответил Мастер Илларион:
– Нет. Клим понял, что это случится скоро. Однако я уже давно опасался чего‑то подобного, поэтому просил молодежь приглядывать за своей родственницей – издалека, ненавязчиво, просто чтобы быть в курсе ее жизненных обстоятельств.
– Есть повод для опасений? – уточнил Рауль.
– Есть. Чуть позже расскажу, – пообещал старец.
Тут снова заговорил Страж:
– В сложившейся чрезвычайной ситуации Мастер Илларион согласился открыть нам еще одну тайну, в этот раз – личную. Выслушаем его, тогда и решим, как будем действовать… Но сначала давайте обменяемся информацией по делу – кто что успел узнать.
– Тетя Лидия сказала, что Надин отправилась отдыхать на море, – начала Ева. – Куда именно, она не знает, но точно не к ним в Ниццу. У Клима в видении тоже было море, рифы, пустынный скалистый берег – точно не гламурный курорт. Я права, Клим?
– У меня создалось четкое ощущение, что она там совсем одна, беспомощна – ей просто не у кого попросить помощи, – отозвался тот.
– Надин в принципе не из тех, кто просит о помощи: она всегда все делает сама, – напомнил им Виктор.
– Верно, – согласился Клим. – И тем не менее, я остро чувствовал некую безысходность – не знаю, как это объяснить…
– Мы уже поняли, не переживай, – вмешался Теренс. – Однако в данный момент наша родственница действительно в полном порядке – это мы все ощущаем, так ведь? – он посмотрел на жену, затем на старшую дочь, самую близкую подругу Надин – настолько, насколько та вообще могла кого‑то к себе подпустить.
И Эмилия, и Ева утвердительно кивнули.
– Итак, мы пока не знаем, где находится наша звездочка. Но есть серьезное подозрение, что тут не обошлось без второй звезды… Кстати, где‑нибудь можно увидеть картины этого нового Леонардо? – Теренс обратился к Тобиасу.
– Леонард Балла – не художник… то есть художник в широком смысле, но не живописец, – запутавшись в терминологии, Тоб жестами изобразил человека за мольбертом, и собравшиеся невольно улыбнулись, а шире всех Рауль: получилось очень похоже на дирижера за пультом. – Я наводил справки, порылся в интернете. Там вы найдете только произведения Джакомо Балла, одного из основоположников итальянского футуризма: они довольно абстрактны, с претензией на «разорванное движение», «подвижный свет» и метафизику, хотя Джакомо, при желании, мог работать в любой манере… Не знаю, является ли тот итальянский Балла родственником нашего – Леонард, как известно, родом из Венгрии…
– Они не родственники, – вдруг вставил Мастер Илларион. – Я проверял.
Все с любопытством посмотрели на старца – когда это он успел проверить? Но Мастер больше ничего не сказал, и Тобиас продолжил:
– О том, что Леонард писал картины, мы узнали, только посетив офис «Баллалео» во Франкфурте. Сегодня выходной, я не смог туда дозвониться, но завтра позвоню, попытаюсь что‑то узнать о происхождении того полотна, что интересует нас – о пейзаже с изумрудным небом и пурпурным солнцем. Хотя остальные два тоже весьма занятны: вроде написаны с фотографической точностью, но при этом в каждом – своя загадка. Я бы с удовольствием взглянул на них еще раз…
– У тебя будет такая возможность, – сказал Теренс. – Давай съездим туда вместе: что‑то меня вдруг резко потянуло во Франкфурт.
Тобиас с готовностью кивнул. Тут снова подал голос Рауль Кауниц:
– Как я понимаю, вы уже не сомневаетесь в том, что существует некая связь между известным дизайнером Леонардом Балла, исчезнувшем больше года назад, нашей Надин и каким‑то параллельным миром, проход в который обнаружил Виктор? Кстати, любопытно было бы на него посмотреть… Не на Виктора – на проход!
Теренс вопросительно взглянул на Мастера Иллариона – тот поморщился, но ответил:
– Посмотреть можно, если не лень вставать с первыми петухами, – проворчал он, живо напомнив ученикам свою предыдущую ипостась, ворчливого лесника Лавра Лукича. – Только это не проход, а так, замочная скважина… Поскольку мир тот запечатан.
– Запечатан? Значит, туда невозможно попасть? – разочарованно спросил Виктор.
– Очень на это надеюсь, – отрезал старец.
– А где же тогда Балла подглядел изумрудное небо? – не отставал Виктор. – Я уже предположил, что парень из наших – путешествует по разным мирам, а потом их рисует.
– Признаюсь, я тоже так подумал, – поддержал друга Тобиас, а Ева и Эль кивнули в знак согласия.
– Что гадать‑то? Вот найдем этого Балла и спросим, – заявил Клим.
– Очень на это надеюсь, – повторил Мастер Илларион. – Теперь мы просто обязаны его найти.
Безмолвный «почему?» повис над поляной.
– Есть вероятность, что Балла как‑то связан с Гуалтиеро, Великим Мастером Проводником, потомками которого являются большинство здесь собравшихся, – веско проговорил старец.
Кауницы, Галицкие и Эрхарты встревоженно переглянулись. Все помнили портрет Гуалтиеро в тайной галерее Великой Девятки, в архиве Магистериума, который до сих пор хранился в имении Кауницев. Откровенно говоря, портрет производил не самое благоприятное впечатление: надменное лицо испанского гранда в черном камзоле с широким белым воротником, подчеркивающем смуглость кожи, и колючие глаза под сурово сдвинутыми бровями. А ведь картину писал не кто иной, как сам Илларион!
Общую мысль дерзнул высказать Рауль:
– Похоже, дед, ты слегка недолюбливал старину Гуалтиеро, раз изобразил его столь… несимпатичным?
Мастер смерил правнука снисходительным взглядом:
– Да что ты понимаешь? Гуалтиеро был моим напарником – а в некоторых случаях это больше чем друг…
– И как с ним связан запечатанный мир? – снова за всех спросил Рауль.
Старец не ответил. Они ждали, но Илларион сидел, опустив взгляд на свои руки, сжимающие посох, и молчал. Казалось, он вдруг ушел в себя и забыл о присутствующих. Или просто не находит в себе сил, чтобы открыть правду.
И тогда за него ответил единорог:
«Запечатанный мир – это могила Великого Мастера Гуалтиеро».
Интермедия 2. Запись в дневнике