Дайка Бедоносова. Или приключения геофизиков

Виталик по наказу старика нарезал хлеб. Митяня крошил картошку в висящий над костром котелок. Вода уже кипела. Пахло пряностями и чем‑то еще.

– Незадача за незадачей, – бормотал старик себе под нос. – Может, Шурик плохо с утра помолился. Прямо бес какой‑то водит нас целый день за нос.

– А я знаю, что это за бес, – лукавым голосом сказал Сиплый, который сидел тут же на бревнышке и ничем общественно полезным занят не был.

– Кроме тебя, других бесов здесь нет, – ответил ему старик.

– А ты на Практиканта посмотри.

– Чем тебе Практикант не угодил? Ну, заблудился парень, с кем не бывает.

– Да не в этом дело. Мы вместе уже сколько лет ездим, и ничего такого раньше с нами не случалось, а как он в отряде появился, так все и началось.

– Ну и что?

– А то. Практикант, как твоя фамилия?

– Носов, – через паузу ответил Виталик.

– А может Бедоносов?

Виталик то ли от неожиданности таких выводов, то ли от извечной своей неуклюжести резанул буханку по диагонали, и одна ее половина упала на землю.

– Практикант, твою ж московскую дивизию! – заорал старик. – Кто тебя учил так над хлебом издеваться?!

 

Когда уже совсем стемнело, они, наконец, расселись вокруг костра. Огонь отбрасывал искры вверх и пек колени жаром. Все пространство мира сжалось до размеров этого небольшого красноватого пятачка. Даже вахтовка осталась вне видимых пределов.

– Двигайся ближе, Практикант, я не заразный, – Сиплый азартно потер ладони. – Бутылка светлого вина, уединенье, тишина…

Виталик робко опустился на землю с самого края, в тени. Горький дым шибал в нос. Увернуться от него не было никакой возможности.

– А ты дулю ему покажи, – предложил вечно ерничающий азиат.

На брезенте разложили нарезанное сало, хлеб, тут же стоял котелок с уже готовой похлебкой, бутылки, жестяные кружки. Все с нетерпением ждали, пока усядется Командир и произнесет первый тост. Так было принято – пока Командир не скажет напутственного слова, даже прикасаться к водке не моги.

Шурик закрыл глаза и одними губами читал положенную перед принятием пищи молитву. Митяня цыкнул на Сиплого, который пытался мимикой передразнить Шурика.

– Ну что, алкоголики, заждались, – Ткач снова казался бодрым.

– Не то чтобы очень, но пора уже и принять, – захихикал Сиплый.

– Тогда разливай по первой.

Митяня махнул Сиплому рукой, но тот и без отмашки с радостью схватился за бутылку и свернул ей горлышко.

– С началом полевого сезона вас, мужики, – Ткач поднял кружку на уровень глаз. – Он у нас немного задержался в этом году, но я надеюсь, что это не повторится. В следующем году, если повезет в Карадоне, и в министерстве дадут денег, то начнем вовремя. Как в апреле уедем, так и до ноября.

Мужики тихонько загомонили, чокнулись, выпили, с чувством крякнули и потянулись ложками к котелку. Даже Шурик для приличия пригубил. Пьяное расслабление пришло не сразу. Ткач все еще думал об испорченной рации, несколько раз он что‑то тихо сказал Шурику, сидящему по правую руку от него, и тот с пониманием кивнул в ответ, снова послышалось – «кондёр». Другие тоже до поры до времени не сильно шумели. Эта раскачка длилась недолго – до второго захода бутылки над кружками.

– А ты чего, Практикант, посуду свою отставил, – заметил Сиплый.

Все посмотрели на Виталика. Тот поежился под этими взглядами.

– Он, наверно, не умеет, – усмехнулся Рыжий.

– А чего тут уметь? Опрокинул ее в рот, вот и все умение.

– Не приставай к мальчонке, – одернул его Митяня. – Ему, может быть, нельзя. Здоровье не позволяет.

– От двух рюмок никто еще не умирал. Мы же все в одном коллективе, а он хочет лучше других быть. Ты запомни, парень, у нас таких не очень любят.

– Таких нигде не любят, – поддакнул Рыжий.

– Давай, Практикант, давай. Не позорь наш гвардейский коллектив. Это очень просто. Я научился этому еще в шестом классе. Дыхание задержал, выпил ее залпом и тут же закусил. Смотри как я.

Сиплый рывком плеснул водку в рот, поморщился, выдохнул, лихо занюхал рукавом.

– Это, конечно не мартини, – скороговоркой произнес он, продолжая морщиться, – но если не перебирать дозу, то не смертельно, а даже приятно. Без этого все равно жизнь не проживешь.

– Учительница первая моя, – хохотнул Рыжий.

Виталик взялся за кружку и задержал дыхание. Сиплый поднял указательный палец, дескать, замрите все, сейчас будет смертельный номер.

– Так. Правильно, – комментировал он. – Не гляди на нее долго. В рот одним махом. Пошел!

Виталик зажмурился и выпил, но не одним махом, как его учили, а мелкими глотками. Рыжий скривился лицом, глядя на него. Последняя капля оказалась самой противной. Виталик не удержал ее, выпустил изо рта и поспешно вытер подбородок ладонью.

– Закусывай скорее, – азиат поддел ложкой кубик картошки из котелка и сунул Виталику в рот.

Все рассмеялись. Даже Ткач и Шурик заулыбались.

– Ну вот, парень, можно поздравить тебя с боевым крещением.

– Главное не увлекаться этим, а то станешь таким, как Сиплый.

– На себя посмотри, дед. Сам же за рюмку Родину продашь.

– Не бреши, паскуда монгольская. Я это дело хоть и люблю, но до последнего края никогда не дохожу. В луже совесть не терял.

– А я предлагаю спеть, – перебивая всех, выкрикнул Рыжий. – Нашу отрядную.

– Началось. Выпили чуть, а тебя уже растащило.

– Лучше уж петь, чем вашу ругню слушать. Давайте. И‑и…

Рыжий затянул первым, а другие подхватили: «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…» Пели они с чувством, но не всегда попадали в такт. Сиплый дирижировал, Рыжий энергично кивал свой медной шевелюрой, а у Митяни во время пения было такое зверское лицо, как будто он находился на баррикадах и пел, как минимум, «Интернационал». Голоса Шурика слышно не было, хотя рот он открывал, и взгляд у него был осмысленный. «Надежда! Мой компас земной. И удача награда за сме‑э‑лость».