Дайка Бедоносова. Или приключения геофизиков

– Я в полном порядке, Командир, – ответил он голосом робота и повернул ключ зажигания.

Машина захрипела, но не завелась.

– Стартер… падла.

Он еще раз повернул ключ. Мотор не хотел схватываться.

– Что делать будем?

– Я думаю, Командир.

– Ты давай быстрее думай, Аристотель. Дороги уже не видать из‑за этого ливня.

– Придется через пускач. Нужно крутануть ручку.

– Где твоя ручка?

– Где‑то здесь была.

– Где‑то здесь была, – проворчал Ткач. – Сколько раз говорил, наведи в своем хозяйстве порядок. Ищи быстрее!

Пока машина заводилась, Виталик с Шуриком возились с телом Митяни. Земля быстро превратилась в кисель и разъезжалась под ногами. Они несколько раз чуть не уронили старика под колеса, насилу втолкнули его внутрь будки, но голова Митяни все равно вывалилась наружу. Шурик напрягся и протолкнул старика резким движением, словно баул с тряпьем. Тот даже не пикнул в ответ.

Стартер машины усиленно тужился расшевелить двигатель.

– Давай! – орал Ткач и изо всех сил крутил ручку.

Мокрое лицо Командира блестело металлическим блеском. От губ брызгами отскакивали то ли слюни негодования, то ли рикошетные капли дождя.

Наконец мотор уверенно набрал холостые обороты. Шурик с Виталиком залезли в будку, бросили в темноту наспех собранные у костра миски и кружки. Те брякнули о пол. Сиплый снова застонал во сне.

– Поехали, – приказал Ткач, захлопнув дверцу кабины. – Аккуратно, но быстро. Понял?

– Не беспокойся, Командир. Через два часа будем на шоссе. Я однажды в армии тоже вот так в дождь…

– Молчи, Рыжий, я тебя умоляю.

– Молчу, Командир. Молчаливее меня только рыбы.

 

– Практикант, – раздался тихий, жалобный голос Сиплого, когда они уже отъехали от места ночной стоянки на пару километров.

Виталик к этому времени успел согреться. Он лег на лежак старика, пользуясь тем, что Митяня заснул на полу, накрылся чем‑то ворсистым, подвернувшимся в темноте под руку, и задремал.

– Практикант, – снова позвал Сиплый.

Виталик сделал вид, что не слышит. Вылезать из‑под одеяла ему не хотелось.

– Что? – спросил Шурик, наклонившись над азиатом.

– Пить, – произнес тот.

Шурик стал шарить впотьмах в поисках канистры, но пальцы упорно натыкались то на бочку с бензином, то на ноги Виталика.

– Умру сейчас, – стонал Сиплый.

Шурик открыл форточку и выставил наружу сложенные горстью ладони. Хватило мгновения, чтобы горсть наполнилась дождевой водой. Он быстро поднес ее ко рту Сиплого. Тот ткнулся носом, словно поросенок пятачком. Послышались жадные, прихлебывающие звуки.

– Еще, – попросил он.

Процедура повторилась. Она повторялась три раза. Наконец Сиплый булькнул блаженно горлом и отвалился на спину.

– Где мы, Практикант? – спросил он спустя несколько минут.

– Едем, – отозвался Шурик.

Сиплый, удовлетворившись таким ответом, вздохнул, причмокнул губами и опять заснул.

Митяня по‑прежнему не подавал признаков жизни. Он даже, кажется, не дышал.

 

День второй

 

В этом же самом ущелье, только в нескольких километрах вглубь от того места, где геофизики устроили пьяный ночлег, расположилась добротным лагерем небольшая буровая бригада. Чтобы добраться до нее, нужно было немного подняться по дороге вверх, а потом спуститься вниз. Здесь река делает крутую излучину и в ее полукруге, под пологим склоном безымянной залесенной горы, разместилось несколько дощатых бараков.

Буровая бригада принадлежала одной частной артели, созданной в самом начале 90‑х годов двумя предусмотрительными братьями‑грузинами. Обычно она занималась тем, что бурила скважины под воду тем же колхозам, у которых подрабатывали геофизики, но в последнее время колхозы сильно обеднели и резко сократили число заказов. Братья‑грузины быстро переориентировались и нашли других заказчиков. Что это были за заказчики не знал даже начальник бригады (бугор). Ему было только указано пробурить по сетке несколько скважин в этом ущелье и весь керн самосвалом отправить в город. Работы тут хватало до конца сезона. В распоряжении бригады помимо небольшой буровой установки имелось еще три бульдозера и два самосвала, один из которых, правда, не так давно вышел из строя. Буровики работали в две смены в любую погоду, поэтому рев реки здесь все время соперничал с ревом машин.

В ту ночь самосвальщику Семену Заводному спалось очень плохо. За окном шумел дождь, ветер ломился в стекло, и иногда казалось, что он его вот‑вот выдавит. На улице брюзгливо дребезжал клочок отошедшей жести. Семен то и дело просыпался и тревожно думал о размытой дороге и о скользком подъеме, по которому с утра ему придется вести машину. Он ворочался с бока на бок, шептал какие‑то проклятия и снова погружался в зыбкий сон. Рядом покашливал и стонал Авоська. Из кубрика Бугра раздавался мощный храп. Спертый воздух в бараке пропах табаком, портянками, потом – всем тем, чем пахнет мужское жилище.

Окончательно Семен проснулся под утро. Еще не рассвело. Дождь по‑прежнему шелестел за окном, но уже вяло, а ветер и вовсе затих. Заводной тихо прокряхтел, нащупал под кроватью папиросы, достал одну из пачки.

– Ты чего? – встрепенулся Авоська.

– Спи, едят тебя мухи, – пробурчал Заводной и стал надевать сапоги на босые ноги.

– Сколько времени?

– Спи, – повторил Заводной, – рано еще.

– Хватит там бубнить, – раздался недовольный сонный голос из другого конца барака. – Дайте поспать.

Заводной вышел в предбанник, зачерпнул из ведра ковшом воды, жадно выпил, потом чиркнул спичкой, закурил и открыл дверь барака. По жизни он почти не курил, разве что когда выпьет, или во время жестокой бессонницы.

Дождь чуть шуршал по земле. Небо над горами клочками прореживалось темной синевой и грязными размывами. У реки слышался монотонный рокот бульдозера – там ребята заканчивали вторую смену.

– Я не понял, – неожиданно раздался за спиной голос Бугра. – Кому не спится в ночь глухую?