Дайка Бедоносова. Или приключения геофизиков

Буровая бригада принадлежала одной частной артели, созданной в самом начале 90‑х годов двумя предусмотрительными братьями‑грузинами. Обычно она занималась тем, что бурила скважины под воду тем же колхозам, у которых подрабатывали геофизики, но в последнее время колхозы сильно обеднели и резко сократили число заказов. Братья‑грузины быстро переориентировались и нашли других заказчиков. Что это были за заказчики не знал даже начальник бригады (бугор). Ему было только указано пробурить по сетке несколько скважин в этом ущелье и весь керн самосвалом отправить в город. Работы тут хватало до конца сезона. В распоряжении бригады помимо небольшой буровой установки имелось еще три бульдозера и два самосвала, один из которых, правда, не так давно вышел из строя. Буровики работали в две смены в любую погоду, поэтому рев реки здесь все время соперничал с ревом машин.

В ту ночь самосвальщику Семену Заводному спалось очень плохо. За окном шумел дождь, ветер ломился в стекло, и иногда казалось, что он его вот‑вот выдавит. На улице брюзгливо дребезжал клочок отошедшей жести. Семен то и дело просыпался и тревожно думал о размытой дороге и о скользком подъеме, по которому с утра ему придется вести машину. Он ворочался с бока на бок, шептал какие‑то проклятия и снова погружался в зыбкий сон. Рядом покашливал и стонал Авоська. Из кубрика Бугра раздавался мощный храп. Спертый воздух в бараке пропах табаком, портянками, потом – всем тем, чем пахнет мужское жилище.

Окончательно Семен проснулся под утро. Еще не рассвело. Дождь по‑прежнему шелестел за окном, но уже вяло, а ветер и вовсе затих. Заводной тихо прокряхтел, нащупал под кроватью папиросы, достал одну из пачки.

– Ты чего? – встрепенулся Авоська.

– Спи, едят тебя мухи, – пробурчал Заводной и стал надевать сапоги на босые ноги.

– Сколько времени?

– Спи, – повторил Заводной, – рано еще.

– Хватит там бубнить, – раздался недовольный сонный голос из другого конца барака. – Дайте поспать.

Заводной вышел в предбанник, зачерпнул из ведра ковшом воды, жадно выпил, потом чиркнул спичкой, закурил и открыл дверь барака. По жизни он почти не курил, разве что когда выпьет, или во время жестокой бессонницы.

Дождь чуть шуршал по земле. Небо над горами клочками прореживалось темной синевой и грязными размывами. У реки слышался монотонный рокот бульдозера – там ребята заканчивали вторую смену.

– Я не понял, – неожиданно раздался за спиной голос Бугра. – Кому не спится в ночь глухую?

Заводной вздрогнул и чуть не выронил папиросу в грязь у порога.

Бугор тоже выпил водички из ведра, вытер губы ладонью и встал рядом, скрестив руки на груди. Семен макушкой своей головы едва доставал ему до подбородка. От Бугра сладко пахло банным листом. В слабом просвете угадывалось очертание большого круглого черепа.

– Льет, зараза, – сказал Бугор и выставил руку из‑под карниза.

– Поливает потихоньку, едят его мухи, – ответил Заводной. – Хоть бы до побудки перестал. По такой дороге на наш подъем и на гусеницах не взлезть, не то, что на моих лысых шинах.

– Лысый не есть плохой, – заметил Бугор и провел ладонью по своей голой голове. – Ты же у нас ас‑фантомас. Как‑нибудь взлезешь. Иди лучше спать. Еще час есть.

– А, может быть, давай я денек пережду и послезавтра посуху двину?

– Никаких деньков. Подшипники мне к вечеру нужны. До вечера еще как‑нибудь на старых доработаем, а к следующему утру они уже вряд ли дотянут. Второй смене не с чем будет работать. Да и керна накопилось. Надо отправлять. Раненько тронешься, как раз к вечеру назад поспеешь.

– А если оползень…

– А если бы у тебя вырос хвост, то был бы ты не шофер, а бобер. Понятно? Всё, иди, ложись. На сквозняке можно и радикулит получить. Врачи не рекомендуют. Тем более в нашем возрасте.

– Докурю уж.

Бугор пошел досыпать. Скоро из его кубрика снова послышался равномерный храп. А Заводной так и простоял до рассвета в проеме двери, глядя на постепенно вырисовывающийся из темноты ломанный рельеф и светлеющее грязное небо.

Дождь закончился, но Семену все равно, смерть как не хотелось трогаться в путь по такой дороге. Посуху – да пожалуйста, с превеликим удовольствием, – а по такой грязюке пока до трассы доберешься, все нервы себе вымотаешь. И ладно бы в одном подъеме загвоздка, с ним еще полбеды. Таких подъемов он за свою водительскую жизнь не мало победил на всяких машинах – и на БелАЗе, когда на руднике работал, и на шестьдесят шестом ГАЗе, когда подвязался в геофизическую партию, и даже на «козле», когда его в «ментуру» занесло. Беда будет, если дорогу завалит где‑нибудь на полпути. Дождь, вон, какой прошел. Я буду когтями карабкаться по этому подъему, доеду почти до трассы, а где‑нибудь у самого выхода из ущелья окажется, что ходу дальше нет, и придется возвращаться за бульдозерами. Такое уже бывало…

Первой в бригаде вставала Ирина‑повариха. Она, широко зевая, вышла в предбанник в расстегнутой на груди ночной рубахе, но, увидев в дверях Заводного, стоявшего в одних трусах, стала поспешно запахиваться.

– Итит твою, черт пузатый, – проворчала она, – заикой с утра сделать решил. Чего колобродишь ни свет, ни заря?

– В город мне ехать, – пожаловался Заводной.

– Ну, так езжай, чего стоять тут голышом, честных женщин смущать.

– Сейчас борщеца твоего похаваю и поеду.

– Тебе волю дай, одним борщом и питался бы всю жизнь. Кто ж его на завтрак ест? Кашки‑парашки слопаешь и езжай подальше. Хоть бы вы все куда‑нибудь посъезжали, надоели уже хуже редьки.

Ирина схватила два пустых ведра и босыми ногами пошлепала по грязи к реке, виляя огромными бедрами под ночной рубахой…

 

Заводной позавтракал быстрее всех, оттолкнул от себя тарелку с недоеденной перловкой и лениво наблюдал за перебранкой Ирины с Авоськой. Мужики шумно хохотали, подзуживали их, Бугор басил громче остальных, а Семен только криво ухмылялся.

– Поел? – спросил Бугор с другого края стола. Он расположился в торце, как король. – А чего тогда седалище мнешь? Давай заводи мотор и дуй. Времени у тебя не так много.

Заводной вздохнул, взял заранее приготовленный поварихой узелок с вареной картошкой и луком и пошел к самосвалу, который чисто блестел после ночного дождя за бараком.

– И вы пошевеливайте ложками, – грозно пробасил Бугор на остальных буровиков. – Вторая смена уже заждалась.

– Хлеба привези! – крикнула вдогонку Заводному Ирина.

Подъем, о котором он ночью тревожился, начинался сразу же возле лагеря. Дорога круто уходила вверх над рекой, а потом вдоль скал медленно шла на спуск. Если быть не в ладу с машиной, то такой крутой подъем на размытой дороге не каждому по силам одолеть, только глину до пены взобьешь. Заводной был с машинами в ладу с самого рождения. Можно сказать, под колесом родился. Дед его, если не врал, еще первые ЗИСовские грузовики вместе с самим Лихачевым по пескам обкатывал. Поэтому сноровка взбираться на такие подъемы у него была в генах.

– Гля‑ка, гля‑ка, прет Семен, как на танке, упирается, – кивали в сторону дороги доедающие кашу буровики.