Дайка Бедоносова. Или приключения геофизиков

Зиновий Федорович на дух не переносил каждого из них в отдельности, а Сиплого больше других, но получалось так, что именно этими людьми еще жила экспедиция.

 

Кабинет Зиновия Федоровича, как и полагается начальнику, был на самом верхнем этаже. Он сел на свое место под раскинутой во всю стену геологической картой СССР. Ткач сел напротив. Зиновий Федорович несколько минут восстанавливал дыхание. С каждым годом подъем на третий этаж становился труднее.

– Вчера из министерства звонили, – сообщил начальник, отдышавшись. – Объявился заказчик на съемку в Карадоне. Кто да что не знаю. Может быть, даже иностранцы.

– На что им Карадон? Там же ничего интересного не нашли.

– Весь Карадон им не нужен. Им только махонькая южная часть приглянулась в районе Джими, – Зиновий Федорович тут же развернул на столе уже заготовленную заранее карту. – Вот тут помнишь? Небольшой интрузивчик, – он ткнул пальцем в бумаги.

– Почему именно он? У них есть какая‑то конкретная информация?

– Не знаю. Наверно что‑то есть, но не из наших источников. По крайней мере, тот человек, который мне звонил, так и сказал – рудная аномалия… Они вообще чего‑то не договаривают…

«Небольшой интрузивчик» представлял собой на геологической карте тоненькую полоску длиной не больше трех сантиметров, которая перегородила поперек один из рукавов долины Карадон. Ткач не помнил этот интрузив, но помнил это место – узкий аппендикс, который отгораживался от всей долины горой Джими. В девяностом году, чтобы попасть туда, они больше часа огибали эту гору по извилистому серпантину. У ее подножия отрядом Ткача было сделано всего два картировочных профиля, которые последними своими пикетами упирались как раз в интрузив. Этот интрузив по форме был похож на дайку. Такие дайки в этой части Северного Кавказа не редкость. В схематическом разрезе они представляют собой большие каменные плиты, которые вертикально или почти вертикально прорезают более мягкие осадочные породы, вздыбливают их и местами выходят на поверхность в виде протяженной кромки скал. Иногда они рудоносны, но редко пригодны для промышленной разработки. Ткач однажды делал детальную съемку на похожей дайке в Трехречье. Было это еще на заре его трудовой деятельности в экспедиции. Ничего интересного там тогда не нашли, но практика для молодого специалиста была хорошая, особенно в части интерпретации данных. Любой интрузив, в силу того что является чужеродным телом в общей массе осадочных пород, обязательно дает аномалию физического поля, и задача геофизика как раз состоит в том, чтобы определить качество этой аномалии, то есть узнать – рудная она или нет.

– Что от нас‑то требуется? – спросил Ткач.

Палец Зиновия Федоровича продолжал упираться в дайку на карте. Он смотрел на Ткача таким прищурным взглядом, словно предлагал ему совершить ограбление банка.

– Детальная съемка, – сказал начальник, понизив голос. – Надо сделать хотя бы тридцать профилей с шагом в двадцать метров, – палец черканул ногтем туда‑сюда поперек дайки.

Ткач мысленно просчитал объем работ. Даже по минимуму получалось, что на полсезона он своим людям занятие нашел. В Трехречье они ковырялись месяца полтора, а то и два. Лазить с электродами по скалам – это тебе не по картофельному полю шаги мерить. Работа трудная, но интересная. За три года Ткач соскучился по настоящей работе.

– Интерпретация тоже на мне? – спросил он.

– Им нужны только графики и полевой журнал с данными. Никаких проектов и отчетов. Можешь прямо там на месте все сделать.

– Шабашкой какой‑то попахивает… А сроки?

Зиновий Федорович замялся. Этого вопроса он боялся больше всего.

– В том‑то и заковыка, Саша, – начальник наклонился над столом и перешел почти на шепот, словно шифровку передавал. – Сроку на все про все неделя. В следующее воскресение вечером я должен быть в Москве, чтобы в понедельник утром положить бумаги на стол. Уже билет на самолет заказал.

Ткач присвистнул.

– Да тут же как минимум четыре квадрата! И рельеф сложный. Как же я за неделю одним отрядом? Только графики придется два дня строить. Хотя бы полмесяца…

Взгляд Зиновия Федорович из заговорщицкого превратился в умоляющий.

– Саша, надо. Вот так надо, – он черканул себя по горлу ребром ладони. – Если они считают, что эта дайка рудная, то скорее всего так оно и есть. Игра стоит свечей.

– Но зачем такая срочность?

– Откуда я знаю. Они заказывают музыку, мы должны плясать, и плясать быстро. Если там действительно окажется что‑то интересное, то они будут инвестировать в разработку. Ты понимаешь, что для нас это значит? – густые брови Зиновия Федоровича, за которые злые люди в поселке прозвали его Брежневым, образовали восторженный домик.

Воодушевление начальника экспедиции было Ткачу вполне понятно. Если геофизика покажет наличие месторождения на Карадоне, то одной съемкой дело не ограничится. Нужно будет оконтуривать рудное тело, подсчитывать запасы. Здесь не только экспедиция хорошенько покормится, но и все близлежащие окрестности получат свой кусок. Ведь это сколько людей можно будет трудоустроить, сколько металла и машин задействовать, чтобы в дикой горной долине народить такой мощный промышленный объект…

Ткач снова задумался. На его лбу обозначилась знаменитая на весь поселок поперечная морщина, которая всегда глубоко прочерчивалась, когда Ткач усиленно размышлял или гневался по какому‑либо поводу. Зиновий Федорович его размышлениям не мешал. Если Ткач скажет «да», то можно быть уверенным, что он сделает. Если скажет «нет», то не стоит даже и трепыхаться. Командир тоже понимал, что это самое «да» обяжет его многим. Прежде всего на кону его репутация победителя, которой он очень дорожил.

– Если бы двумя приборами, то можно было проскочить, – медленно, словно насилуя свое честолюбие, произнес Командир.

– А ты попробуй двумя?

– Мне нужен хотя бы один человек. Тогда с горем пополам можно составить две группы. Шурик пойдет со вторым прибором. С двумя группами есть шанс успеть…

– А я тебе практиканта дам, – обрадовался Зиновий Федорович. – Замечательный практикант. Не пьет, не курит. С третьего курса МГРИ. Паренек хоть и не крепкий с виду, но электрод поднимет. Он позавчера прибыл. Я его уже хотел на подкрепление к Ивану Ивановичу в колхоз отправить, да тут началась эта котовасия.

Ткач поморщился. Не любил он столичных практикантов. В прежние годы их сюда присылали довольно часто, но именно с ними и были самые большие проблемы. Перетащить генератор с места на место их не заставишь, зато гонору у них столько, словно они уже не одно месторождение открыли. В последние годы Ткач вообще отказывался брать практикантов в поле со своим отрядом. Ответственность большая, а пользы никакой.

– Он вроде бы не коренной москвич, – поспешил успокоить его Зиновий Федорович. – В общежитии там живет, в армии уже отслужил, самостоятельный парень. Да я сейчас его… – он высунулся в открытое окно. – Люба! Кликни практиканта. Пусть зайдет.