Дамнар. Неведение III

Сет перевёл взгляд за смотрящую на него во все глаза Есению и улыбнулся. Ранее, видя её покорность и вечное нытьё, подумывал, что удобнее для всех будет, если он воспитает её под себя. Доломает в нужных местах то, что начали сгибать её родные и земляки. Она казалась мягкой как глина – и слепить можно было весьма симпатичную куклу.

«А девка‑то сейчас могла бы вместе с русалками в озере плескаться, а нет ведь – справилась. Пусть и с помощью. Может, всё же остался в ней внутренний стержень? Как бы проверить?» – сомнения всё‑таки не полностью оставили Сета, и он вновь направил на девку оценивающий взгляд.

И случай вскоре представился.

 

Глава 29.1. Антонов огонь

 

«Ну вот что ей надо, а? Я же вижу её сладкое волнение. Чувствую, как ускоряется кровь, и её тело изнывает в томном вожделении. А кроткий взгляд её лазоревых глаз меня с ума сводит. Я даже невольно начал сравнивать их с драгоценными камнями. Пришёл к выводу, что больше всего подходит апатит. Либо адуляр – лунный камень… Первый прозрачен как слеза и изменяет свой цвет не хуже хамелеона от самого светлого топаза до всполохов синего в чёрном опале. Понимаю, что это освещения зависит, но как же завораживает… А второй вариант таит в себе секрет. Они изнутри мягко светятся. Настраивает на некий лирический лад. 

Но где я, и где поэзия? Даже забавно. Поймав себя на мысли, что слишком уж обращаю внимание на взгляд простой девки, подумалось смешное – неужто умудрился влюбиться? Поразмыслил – нет. Показалось. Это всё тягучая скука. Я и трещины на стенах Итернитаса порой с интересом разглядываю, и мерещится в них некий проблеск света. Скука и одиночество… Как бы с Джастином примириться? Палку я точно перегнул, но и он, совершенно не подумавши повёл себя. Одно дело, когда мы наедине, и он высказывается – но при свидетелях… 

А что до девицы… Глупость такая… Если подумать, то что меня останавливает? Пари, заключённое от вязкой скуки с самим собой? Даже смешно. И печально. Не могу перестать сравнивать эту девку с Гердой. Где последняя мне давно бы уже накостыляла всем, что под руку попалось, эта замирает, вся напрягается и дышит через раз. В чём сложность, мне ответить? Я ж ей руки не заламываю… Вообще, веду себя крайне прилично, особенно если вспомнить наши с Селфисом развлечения в вечном лесу.

Ладно, допустим, самый унылый вариант: материальная выгода. Что мы имеем? Юная миловидная девица из самых низов. Без семьи. Если я правильно понял, то что дядька, что брат – ей не родные. Да и могли бы и заступиться, если так подумать, но нет – живёт себе, и никто её вызволить не спешит. Религиозно вроде бы тоже не скована – вся деревня вечно в церкви прохлаждается. Эта хоть раз бы попросилась отлучиться на службу. Вроде бы молится иногда в своей комнате. Почти неслышно. Но бессистемно. Да и её землячки настолько стыдливыми не являются. Хорошо хоть, после трапезы чуть ли не каждая вторая продолжение предлагает, иначе бы я совсем извёлся.

Может дело в природной скромности? Тогда зачем даёт себя уложить и тискать? Пусть и не доходя до совсем уж откровенных ласк, но всё же… И пугается в какой‑то момент. Жаль.

Я даже было думал, что у неё свой далекоидущий расчёет, хоть при её внешней наивности это маловероятно. Ну, девицы же часто мечтают, чтобы замуж, и дом получше. Между делом пытался её расспрашивать. Так она, похоже, вообще о замужестве не думает! Одно радует, что она не совсем дура и не намечтала бог весть что про меня, но с другой стороны… Всё при ней. Может, в помещицы она и не годится, но для хозяйства‑то приспособлена. Я даже привыкать начал. Скоро совсем избалуюсь. Не могу сказать, что извечный хаос в интересуемых меня помещениях совсем отступил, но стало настолько проще. И в покоях даже как‑то уютней. Может быть просто оттого, что живой человек рядом. Может это у женщин свой особый дар наводнять помещение мягким теплом. Не знаю. Может быть, я просто привык и размяк.

Ах да! Она же нашла среди завалов отцовских бумаг шахматы! Жаль, с Джастином до сих пор в ссоре. Он со мной подчёркнуто‑отстраненно вежлив. Этакая едкая приторная субординация. От нечего делать предложил ей поиграть. И ведь получилось! Нет, она, разумеется, не выигрывала. Но правила запомнила быстро. И играла с азартом, ни капли не расстраиваясь поражениям. Даже один раз на меня чистосердечно обиделась. Этакий рассерженный воробышек. Всего‑то поддался один ход, а она заметила. Забавная. И сообразительная. Больше так делать не стал. Она успокоилась и вскоре стала улыбаться. Вообще, по мере привыкания стала плакать меньше. Наконец‑то… Её улыбка и смех мне нравятся определённо больше, чем слёзы».

За дверью послышались торопливые шаги. Служанка возвращалась с ужина. Сет отложил перо, раздумывая, дать ли ей отдохнуть этим вечером. Пусть выспится хорошенько. Он всё взвешивал, может, стоит найти братца и объясниться… Девку можно и запереть в таком случае. Предупредить, только чтобы не пугалась, что не сможет выйти из комнаты. Вернулся бы к её пробуждению.

Есения тихонько прошмыгнул в дверь, старательно пряча глаза. Новости, принесённые ей Яреком за ужином, вновь отразились потоком слёз из глаз от охвативших её чувств беспомощности и безысходности. Она надеялась, что сможет отпроситься у князя на вечер, чтобы успеть сказать хотя бы пару добрых слов, до того как свершится неизбежное.

Заметив, что у девки опять глаза на мокром месте, князь недовольно поджал губы и вздохнул:

– Кажется, я умудрился молча сглазить, – пробормотал он, закатив глаза. Когда девка застыла перед ним, раздражённо спросил: – Теперь‑то что стряслось?

Есения, поклонилась, держа руку у сердца. Она старалась прятать слёзы, с тех пор как Князь её отругал за несдержанность. Справившись с комком в горле, произнесла дрожащим голосом:

– Дозволения прошу отлучиться. Проститься… – дыхание вновь перехватило. Еся стала глубоко дышать, надеясь, что этого хватит.

– Мертвецам безразличны разговоры, девочка. Да и на ночь глядя? Неужто до утра не терпится?

– Эйлерт живой ещё. Наверное. Надеюсь. Он в церкви, его пытались лечить.

– Молитвами? – презрительно хмыкнул князь, покачав головой.

Есения активно завертела головой. Она и сама давно убедилась, что в большинстве случаев небо глухо к людским речам.

– Мы все за него молимся. Лечили травами, но Антонов огонь и молодых забирает, а Эйлерт уже стар, – заметив, что Князь выразительно приподнял одну бровь, уточнила: – Острый живот. Он уже вторые сутки в агонии.

Сет присвистнул. От острого живота люди умирали частенько. Изредка случалось чудесное исцеление, приписываемое милостью небес. Но случалось это оттого, что гниль тела находила выход – свищ прорывался, а с остальным справлялся организм. И чаще это случалось с телом молодым и сильным, а тут – старик. Увы, можно было спасти гораздо больше жизней, решись лекарь вырезать воспалённый участок из тела. Но кто ж возьмёт на себя такую ответственность… Князь встал из‑за стола и вышел на балкон, не обращая внимание на застывшую, сокрушающуюся служанку. Он хотел глянуть в сторону деревни – вьётся ли жнец смерти. Может статься, девка опоздала, а отпускать её по темноте Сет зазря не хотел. Около церкви чувствовалось шевеление энергетических потоков. Жнец смерти, а то и парочка, вились в помещении. Если поспешить, можно было бы успеть добраться.

– А что раньше‑то не пошла? Сейчас он навряд ли тебя услышит.