Дружба чистых сердец

– Что там у тебя?

– Как обычно, аврал. На дружка твоего тут покушались. На Крутова.

У меня земля ушла из‑под ног:

– С Машкой все нормально?

– Со всеми все нормально. Какой‑то придурок расстрелял его машину из пневмата. В машине никого не было.

– В смысле?

– В коромысле! Придурка ищут. Не исключено, что какой‑нибудь ребенок просто решил пошутить.

– А камеры? Что‑нибудь засекли?

– Слушай. Не учи ученого. Иди давай, купайся. У тебя свое расследование, у меня – свое. Целую.

Макс положил трубку, а я поняла, что забыла спросить у друга, приедет он ко мне на выходные или нет.

 

***

 

Я лежала на пляже и листала записи Вероники Максимовны, изучая жителей небольшого поселка. Литературный талант тетушки был налицо.

Про Николая Ивановича она написала «могучий дед», хотя по мне, так сушеный финик. Правда, с твердой косточкой.

Тетушка Макса описала всех своих соседей, кого знала, а это был приличный такой список. И я после прочтения решила, что прежде всего мне стоит поговорить с соседкой пропавшего паренька.

Я дождалась, пока высохнет купальник, еще немного пожарившись на солнышке, собрала вещи и выдвинулась к нужному дому.

Деревянный сарай с облупленной краской и парой резных оконцев можно было назвать домом разве что с натяжкой. Избушка дачника. Я в свое время именно в таком домике проводила лето на даче у бабули, пока она еще была жива. Ох, прекрасные были времена.

Я почувствовала, как опять отлетаю мыслями от реальности, и решительно направилась к калитке.

– Есть кто живой? – крикнула я.

– Вы за молочком? – спросила меня пожилая женщина, похожая на бабушку из советских сказок. Ту самую, что открывала окошко и начинала свой рассказ. Морщинистое лицо, две щелочки‑глазки, уже почти выцветшие от возраста, румяные щечки. Причем такой цвет был не естественным, а результатом работы ядрено‑красного химического карандаша. Или даже целой помады. И зачем так краситься в жару да в поселке?

– Здравствуйте. Мне бы сметанки, – начала я издалека.

Бабушка замахала руками и пригласила меня во двор.

– Ты к кому приехала? Где отдыхаешь? А то смотри, у меня тут какое раздолье, вон можно раскладушку в огород вытащить. И по деньгам совсем смешно получится.

Я улыбнулась, почему‑то сразу вспомнив любимый фильм детства «Спортлото‑82».

– Спасибо, я из «Желтого дома», у Вероники Максимовны остановилась.

– Батюшки. Так ты дефектиф. Да?

Я чуть не поперхнулась от услышанного и вытаращила глаза.

– И как это я сразу не догадалась? Мне ведь Никочка говорила, что племянник еешный нам специалиста пришлет.

Я посильнее сжала челюсти и постаралась улыбнуться.

– Садись скорее, я сейчас тебе все‑все расскажу. Про Ваську нашего. Ох, как жалко паренька, как жалко. И ведь никто не ищет его. Мать померла, в полиции наплевали. Говорят, Васька просто бродяжничать ушел. Дурак‑человек, вот и пустился в путешествия. Да куда он уйдет? Он же сам ничего не сможет. Беспомощный совсем. Толку что двадцать лет. По уму не больше пяти. Совсем малец.

– А от чего умерла его мать? Сердце?

– Да какое там. Она бы никогда не позволила себе оставить сыночка своего, искала бы до последнего. Она же на уши тут всех подняла. Даже поисковый отряд приехал. Людей было уйма. Какая‑то там Лиза у них предводитель. Прочесали поселок и близлежащие поля. У нас ведь и лесов тут нет – сплошная степь да степь кругом. И куда он мог провалиться?

– Может, утонул?

Бабушка перекрестилась.

– Мог, конечно. Но ведь вода была еще холодной. А он как ребенок. Не полез бы. Боялся, не любил он воду. Он хоть и недалеким был, но ведь человек. Кто хочет себе смерти или вред здоровью?

– Так и что случилось с матерью?

– Заболела. Вирус проклятый. Забрали ее в больницу. Уж как она сопротивлялась, как не хотела, а увезли. И назад уже не вернулась.

– Да. Жутко, – вздохнула я.

– Не то слово. Был человек и нет больше. И общество какое, никому ведь дела нет. Поискали, поискали мальца немного и забыли. И нет больше ни Васьки, ни его мамы.

– А дом и участок у них большой?

– Такой же, как у меня. Что, думаешь из‑за земли могли убить?

– Я ничего такого не думаю, просто спрашиваю. Кому сейчас этот участок достанется?

– Да никому, наверное. Вон уже весь бурьяном порос. Дом быстро обветшает. Потом перейдет государству, наверное. Кому он тут нужен? Ни коммуникаций нормальных, ничего.

– Зато место какое чудесное, море… – сказала я.

– Ага, это ты еще здесь зимой не была. Ни отопления, ни воды. Эх.

Я купила банку сметаны и вышла от бабули. Прошлась до соседнего участка. Он и правда был небольшим, заросшим сорняками. Деревянный домик выглядел не лучше, чем на том участке, где я только что побывала.

Ушла я в расстроенных чувствах, не понимая, чем они вызваны. Пока до меня не дошло – вот эта абсурдность соседства. Прекрасное море, красивый «Желтый дом», хозяин с газонокосилкой и огромный участок, засаженный не только цветами, но и елями, соснами, пихтами. И старая бабушка с нарумяненными щеками да запущенным хозяйством и кривой избой. И мертвый дом рядом. Жизнь в чистом виде. Жизнь и ее исход.

 

Первый день на новом месте закончился. Я лежала на кровати и пялилась в потолок, на котором уже роились комары в ожидании легкой добычи. За стенкой о чем‑то беседовали мужчина и женщина, хотя больше – женщина. Сразу недовольство, потом короткое объяснение мужчины. Потом тишина. Громкий хлопок. И неожиданный смех. Я поняла, что лежу и вслушиваюсь в каждый шорох, надеясь услышать какую‑нибудь тайну. Правда говорят: когда у человека нет своей жизни, он начинает лезть в чужие. И пусть тетя Максима – большая фантазерка и придумала сходу маньяка, – какая мне разница? Если без таких вот выдуманных историй моя жизнь превращается в ненужную труху. Как тот дом на запущенном участке: ни смысла, ни радости. Пусть хоть так. Буду расследовать исчезновение бедолаги Василия. Это куда интереснее, чем просто лежать. С этими мыслями и уснула.