Духовка Сильвии Плат. Культ
– Верю, что он тоже воскреснет. В лучшем месте.
Его болотные глаза скользят по строчкам на табличке, воткнутой в землю, – надгробия пока нет: «С Богом на земле и с Богом на небесах. Преподобный Патрик, глава церкви Святого Евстафия».
– Он выбрал ее сам? – спрашиваю я.
– Эпитафию? Нет. Мы не ожидали такой скоропостижной кончины – все наспех.
– Вы лечили его, верно?
– Да.
– Это легко… быть врачом и знать, что люди будут умирать, что бы вы ни делали?
– Нет.
– Не угнетает?
– Нет. Это может угнетать только в том случае, когда смерть воспринимается как зло. Я же воспринимаю ее как благо.
Нил прав, Доктор не Реднер. Реднер пылал и горел изнутри, а Доктор… холодный и далекий. Мертвый, словно недавно вылез из могилы. Вечная мерзлота.
– Что вам нужно? – спрашиваю я.
– Мне?
Я киваю. Мы можем говорить загадками и обмениваться цитатами из Заветов до скончания веков, но у меня нет на это времени.
– Полагаю, это неверный вопрос. Важнее, что нужно Корку.
– Что же ему нужно?
– Изменения.
– Разве?
– Вы жили в доме с фиолетовой крышей, не так ли, мисс Вёрстайл?
Я не отвечаю – ему это и без того известно.
– Вы жили в Корке и знаете, что здесь есть свои трудности.
– Не хватит пальцев обеих рук, чтобы их сосчитать.
– Я тоже это вижу. И хочу, чтобы вы знали, я не враг ни этому городу, ни вашей семье.
– Разве вам не все равно, что я о вас думаю?
– О нет, конечно, нет. Вы уедете, однако ваша семья останется – не переживайте об их благе.
– Как благородно, мистер Гарднер.
– Пускай это прозвучит нескромно, но да, я благородный человек. Я искренне забочусь о тех, кто мне дорог, – Корк мне дорог. Вы слеплены из того же теста и когда‑нибудь вернетесь, чтобы присоединиться к нам.
По телу пробегает холодок от того, с какой уверенностью он это говорит, от того, как его стеклянные глаза смотрят на меня, – в них ничего не разглядеть – чернота пропасти.
– Присоединиться к чему?
– К раю. Я сделаю это место раем на земле. Никто не будет жить в страхе и отворачиваться от горя других. Мы будем работать сообща и станем семьей.
– Почему же люди бегут из города, если все так, как вы говорите?
– Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию[1]… Черти бегут из рая.
– Чего вы хотите?
– Создать общество людей, любящих друг друга и Бога. И поверьте, когда это случится, дети не станут врываться в школу с ружьем.
– Он не был ребенком.
– Что?
– Брэндон… не был ребенком.
– Вы его знали?
– Да.
– Вы были там в тот день?
– Нет.
– Господь любит вас.
– Он здесь ни при чем.
– Я приехал сюда, узнав об этом чудовищном происшествии. В то время мы с женой искали место, где можно спастись от нечестивости внешнего мира. Мы жили в Филадельфии.
– Говорят, вы норвежец.
– Мы давно уехали из Осло.
– И что, вы спаслись в Корке? Не лучшее место для поиска покоя.
– Как вам, вероятно, известно, я богатый человек – деньги творят чудеса.
– А я думала, Бог.
Он усмехается, как родитель, услышав нелепую шутку ребенка. Его лицо меняется, становится невероятно красивым: «печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты»[2].
– Деньги помогут мне воплотить планы, которые изменят Корк к лучшему. Я делаю это не ради денег, не так, как делали бывшие владельцы фабрики. Я сделаю Корк таким, каким мне и горожанам хочется его видеть.
– Каким же?
– Местом, свободным от алчности и наживы. Ферма, скот, засеянные поля – места работы для тех, кто останется, и источник пищи, которую получат все, кто будет работать.
– Вы не будете им платить?
– Буду. Но не деньгами. Мы станем семьей. Вы ведь не назначаете жалованье членам своей семьи за готовку обедов.
Джейн давно не готовит мне обедов, а Молли ничего не рисует.
– Пока весь мир идет вперед, вы пойдете назад.
– А кто сказал, что он идет в верном направлении? – Он склоняет голову набок и становится похожим на хищную птицу. – Учитывая образование, которое вы получаете, мисс Вёрстайл, вам как никому известно: мир погряз в алчности, зависти и наживе.
– Люди знают о ваших намерениях?
[1] От Луки, 10:18.
[2] Иезекииль, 28:12.
