Духовка Сильвии Плат. Культ

Однажды письма перестали приходить: резко и беспричинно, словно кто‑то перекрыл воду в кране. Долгое время я писала ему с просьбой объяснить, что пошло не так и почему он больше не отвечает. Допытывалась у Джейн, все ли в порядке у Арго. Она говорила, что да, и у меня не было причин ей не верить – я оставила попытки. С тех пор прошло два года, и я больше не знаю, что переживает и чувствует Питер Арго. Когда он прекратил общение, ему было пятнадцать. Возможно, он перестал во мне нуждаться, но я – нет, поэтому мой номер, тот самый, который я написала ему на визитке, все еще действителен. Я жду звонка, пусть и не надеюсь, что он в самом деле позвонит.

Я твой друг, Питер. Я жду. И буду ждать, сколько потребуется.

 

3

 

– Среди многочисленных талантов Стэнтона нет способности располагать к себе людей, но давай без речей о недобросовестности продюсеров в порнобизнесе, – просит Филл, встречая меня в коридоре офиса. Мы идем в зал для переговоров.

– И не думала.

– Посмотрела материалы?

– Да, особенно то получасовое видео.

– И как?

– Таланта к режиссуре у него тоже нет.

Филл подавляет улыбку и открывает передо мной стеклянную дверь. Стеклянные офисы для встреч с клиентами не самое удачное изобретение человечества, но, если приходится иметь дело с такими, как Стэнтон, это лучшее решение. Он опаздывает на встречу – мы вынуждены ждать – появляется на пятнадцать минут позже, заходит в зал как голливудская звезда, ожидая фанфар, красной дорожки и аплодисментов. Многие из тех, кто способен позволить себе услуги таких адвокатов, как Филл, ведут себя как последние мудаки. Но я выработала привычку, поэтому даже не приходится ломать себе хребет, чтобы пожать ему руку. Он плюхается в кресло, соединяя руки в замок на животе. На лице играет легкая улыбка – он знает, что ему все сойдет с рук, и наша работа – подкреплять его уверенность, мы должны оставаться убедительными и бесстрастными, как бы сильно ни хотелось принять душ после рукопожатия.

Филл открывает папку с материалами и пробегает глазами по строчкам.

– Ты знал, что ей нет восемнадцати?

– Нет, она сказала, что ей двадцать. К тому же подписала контракт, я и не предполагал, что могут возникнуть сложности.

Девушка солгала, но это не имеет значения: Стэнтон настолько мерзкий тип, что присяжные и прокурор ухватятся за любую лазейку, чтобы его прижать.

– Почему фильм снимали в Лос‑Анджелесе?

– Я все свои фильмы снимаю в Лос‑Анджелесе. Мне нравятся виды, – он подмигивает мне. Масляный взгляд, плотоядная ухмылка. Очередная шлюшка с дипломом, думает он. Один из тех, для кого трах – смысл жизни.

– Девушка на стороне родителей? – спрашиваю я. Профессиональная глухота. Скоро я потону в безразличии.

– Сначала она не хотела подавать иск, ее все устраивало, но потом родители и адвокат наплели ей, что это может сыграть с ней злую шутку.

– Значит, договориться не выйдет, – продолжает Филл, откидываясь на спинку кресла.

– Они настроены серьезно и думают, что имеют на это право. Но злодей не я – это она солгала мне. Я законопослушный гражданин и хочу, чтобы вы выиграли это дело, – он стучит пальцем по столу. – Более того, хочу, чтобы они заплатили за моральный ущерб: за обман и за трату моего времени.

– Джек, ты же понимаешь, что происходит? Ты принудил к сексуальному контакту, который снял на камеру, несовершеннолетнюю. Это очень серьезно.

– Говорю же, Филл, я не знал.

– Почему бы вам просто не удалить это видео? – спрашиваю я.

– И не подумаю. Я пострадавшее лицо и не намерен терять деньги. Повторю еще раз: хочу, чтобы они заплатили. Выиграйте это дело, Филл. Я слышал, для тебя нет ничего невозможного.

– Значит, примирение не вариант?

– Только если будет включать извинения и моральную компенсацию.

– Хорошо, свяжемся с родителями и оповестим о наших условиях. Но дело нечистое. Ты должен быть готов к проигрышу.

– Я никогда не проигрываю.

Филл провожает Стэнтона, возвращается в кабинет и садится в кресло – снимает маску профессионала и глубоко задумывается.

– Прости. Он… такой.

Бедный Филл. Скабрезностью меня не пронять, а вот заботой – да. Не нужно быть со мной джентльменом. Пожалуйста.

– Нам нужна лазейка, – выдает он уже адвокатским тоном.

– Может, ну его? Никто не осудит, если мы проиграем это дело.

– Мисс Вёрстайл…

– Что, мистер Ричардс?

Он вздыхает, кидая ручку на стол.

– Ты сам сказал: он принудил к сексу несовершеннолетнюю и снял это на камеру. Что, если бы она была твоей дочерью или сестрой?

Он сжимает переносицу, на время прикрывая глаза.

– Мораль здесь ни при чем, Флоренс. Это наша работа. Она такая же, как и все другие, ты сама знаешь. – Но она не такая же, и мы оба понимаем это.

Я покидаю кабинет, сбегаю в уборную, чтобы ополоснуть лицо – из зеркала смотрит бледное подобие меня прежней. Сделка с совестью. Уже несколько лет я верна своим демонам. Я верна им слишком долго, чтобы переживать, но переживаю. Что, если бы на месте этой девушки оказалась Молли? Сердце обливается кровью, когда я думаю о ней. Я прикусываю щеку. То, что я хочу, и то, что мне надо, не одно и то же, но я должна сделать то, что надо, чтобы получить то, что хочу. Порой мир слишком сложен. Жаль, я не залила флягу и не взяла с собой…

Я возвращаюсь в кабинет и усаживаюсь в кресло по правую сторону от Филла, с головой погруженного в материалы дела. Лазейки есть всегда. Вопрос только в том, получится ли их найти. Я подвигаю к себе ноутбук и включаю видео, убавляя звук, – на этот раз смотрю его без перемотки – кровать королевского размера, шелковое постельное белье (как‑то я уснула на таком в отеле – одна из глупых встреч по пьяни – и проснулась на полу), спинка, обитая бархатом, прикроватные столики с изогнутыми ножками, часы в резном обрамлении на стене: одиннадцать ноль пять вечера.

Я хватаю папку и пролистываю до биографии девушки.

– Что‑то нашла? – интересуется Филл.